Затем только шла умываться и завтракать, на что ей давался ещё час.

Завтрак состоял, как правило, из чая с хлебом, к которым иногда добавлялись каша или щи. Оплачивался он – как и всё продовольствие и обмундирование – из жалования, которое было не особенно велико, так что те, кому не помогала родня, пытались подрабатывать на стороне.

Часам к десяти утра пилоты возвращались в ангар, чтобы занять места в звездолётах и поднять их в воздух. Далее начинались учения: в открытом небе отрабатывались построения или же под специально для этого отведённым высоким куполом – индивидуальные навыки.

Учения заканчивались к двенадцати часам, звучал сигнал к обеду. Но прежде чем отправиться в столовую, каждый повторял утренний ритуал: полная проверка систем корабля. На обед снова каждый получал тарелку щей – с салом и говядиной или с постным маслом. Если у кого-то из Крылатых находились деньги, то обедать отправлялись в город: с бутылкой пива в трактире на Центральном проспекте или с вином и десертом – на восточном. До шести вечера пилоты были свободны, и те, кто не занимался подработками, возвращались в казармы чистить оружие и амуницию или, напротив, шли гулять. Угощались продававшимся на Шлиссельбургских улицах мармеладом и пили шампанское по два рубля, при том, что фунт кофе стоил сорок копеек.

Эти прогулки Ксении любила особенно, как и вечерние посиделки за карточным столом. Здесь не надо было изображать из себя ничего. Фанфаронство, надутость, чванство и высокомерие считались смертным грехом.

К шести часам нужно было возвращаться назад – в казармах играли сигнал к ужину и к еще одной проверке кораблей. Процедура в этот раз предусматривала и проверку систем тревоги на случай неожиданного вылета. Затем делалась перекличка состава, и в девять вечера трудовой день подходил к концу.

Зато в офицерском собрании раскладывались ломберные столы, обтянутые зелёным сукном, и начинали играть. Через час уже пол устилали брошенные неудачливыми понтёрами и банкомётами колоды. Играли не из-за денег – всё равно выигравший на следующий день покупал шампанское на всех. Играли, чтобы провести время, посмеяться и поговорить, и эти вечера казались Ксении во много раз веселее светских балов.

Балы она не любила, благо их и не было толком в декабре.

Были ещё и другие вечера, когда, собравшись в устланной коврами комнате, офицеры разжигали в её центре огонь и ставили на него сосуд, в котором смешаны были сахар и ром. Кругом садились в несколько рядов пирующие с пистолетами в руках. Когда сахар таял, в сосуд вливали шампанское. Получившийся напиток заливали в дула пистолетов, а затем начиналась попойка. Музыканты, нанятые и спрятанные за стеной или под окном, трубачи и песенники начинали играть, так что музыка, казалось, доносилась со всех сторон. Однако даже во время таких попоек никто не забывал про старшинство. И если звучал приказ старшего по званию – младший тут же бросался его исполнять.

С началом нового года, впрочем, начался и сезон балов, которые Ксении вовсе не горела желанием посещать. Всё чаще она оставалась в одиночестве по вечерам и всё больше думала о том, когда получит новый, серьёзный приказ. В столице, несмотря ни на что, она чувствовала себя бессмысленной и бесполезной. Ей хотелось на фронт. Вспоминала она и ту недолгую встречу, с которой новое, тягучее и безнадёжное чувство поселилось в ней. Она так и не смогла узнать, кем был тот офицер, с которым она разговаривала в Галерее Героев и которого не видела ни разу после того. Понимала только, что тот стоит в иерархии флота несравнимо выше, и потому встретиться им вряд ли суждено.