— Снова гоните меня? — оборачиваюсь лицом к нему. Эти его методы, как отвадить меня от тяжелой работы, откровенно говоря, начинают уже доставать. — Я часть команды и хочу быть в деле. Разве сложно это наконец-то понять?
Что я несу? Смирнов же не знает, что я по утрам мегера, сейчас вывалю на него всю «прелесть» утреннего настроения и все, не видать мне должности, как собственных ушей. Но он меня удивляет, просто откидывается на диван, закинув ногу на ногу.
— Тогда останешься охранять объект, когда мы все уедем домой, — с долей насмешки произносит он. — Не могу понять, Кристина, чем ты недовольна постоянно? Что я делаю не так? К тебе как-то по-особенному нужно относиться? Ты просто скажи, что конкретно должен я с тобой делать, и может, если мне понравится твой вариант, мы его используем?
Что бы это сейчас не означало, ясно одно — не к добру наш совместный завтрак. Наверное, стоит не геройствовать и действительно поехать домой, да вот только когда смотрю на него, понимаю, что поздно уже прятаться в кусты и прикидываться дурой.
— Хочешь быть как все? — продолжает Ярослав. — Отлично, могу устроить тебе приключения на ближайший месяц, вот только ты волком завоешь и точно сбежишь, а я все же хочу тебе показать, что да, бывают сложности, но ты девочка не из робкого десятка, справишься. Так?
Не знаю, что ответить. Да и что, собственно, тут ответишь?
— Простите, — опускаю глаза в пол. — Мне просто все время кажется, что вы меня недооцениваете.
— Когда кажется, креститься нужно, не слышала? — Ярослав поднимается со своего места и становится напротив меня. — Есть только один способ занять должность реального следователя, и он кроется в том, чтобы думать и хорошо выполнять предписанные нормы. Все остальные методы не работают, а если и работают, то недолго.
— И что это значит? — непонимающе моргаю несколько раз. Ненавижу, когда он начинает говорить какими-то загадками.
Ярослав улыбается, затем берет второй стакан и протягивает его мне.
— Думай о себе, Полянская, не нужно создавать видимость работы, ее делать нужно. Если я говорю, ехать домой, ты послушно киваешь и едешь. Если я прошу тебя что-то сделать, ты опять же послушно киваешь и делаешь, потому я опытней, и я точно знаю, как правильно. Показывай характер своим мальчикам в личной жизни, на мне не нужно практиковаться. Кстати, — снова улыбается, — как там мальчик-разбитый нос, живой?
От воспоминаний того вечера меня словно передергивает.
— Не знаю, мы не общаемся, — робко пожимаю плечами, не хочу вообще это обсуждать.
Смирнов задумчиво меня рассматривает и что-то про себя отмечает.
— Правильно делаете, с такими лучше не общаться, — подытоживает он и, легко развернувшись, идет в сторону двери. — Давай мы уже не будем возвращаться к теме, где я якобы не хочу, чтобы ты получила эту должность? Мне все равно кто ее займет, ты или кто-то другой. Просто я хочу, чтобы моя помощница была во всем лучшая, а пока ты не будешь меня слушать, ты таковой не станешь.
— В вашем понятии «слушать» уж больно похоже на «слушаться», — резко выдаю я. — Вы всегда такой диктатор?
Майор хочет уже выйти, но мои слова его задерживают.
— Какая в итоге разница, когда на кону суперприз? — медленно оборачиваясь, спрашивает он. — Тут просто возникает вопрос: на что ты готова пойти ради должности? И да, Кристина, я — диктатор. Принимай, как хочешь.
На этом он уходит, оставляя меня наедине с миллионом вопросов, и один другого лучше. Вот, что со мной не так? Почему я просто не могу выполнить свою работу и с чистой совестью уже заняться тем, чего больше всего хочу? Смирнов с виду такой правильный, верный системе, а как выяснилось, совершенно он не тот, за кого себя выдает.