Алан прервался с виноватой улыбкой.

– Я тебя пригласил не за тем, чтобы разговаривать только о деле. Мы редко виделись в последнее время.

– Я гриппом болела.

– Знаю. Заезжал с букетом и сочувствием, но дверь открыла драгунша в переднике и не пустила.

– Миссис Хармер. Экономка Джеймса Холланда. Он благородно прислал ее за мной ухаживать.

– Кажется, я ее знаю. Видимо, таким образом церковь заботится о прихожанах.

– На другой день я звонила поблагодарить за цветы, – напомнила Мередит.

– И велела больше не являться.

– Из лучших побуждений!

Оба рассмеялись.

– Ну, – сказал он, – теперь как себя чувствуешь?

– Гораздо лучше, правда. Как огурец, по известному выражению.

Возникло подозрение, что он не поверил. Серьезные голубые глаза критически ее разглядывали, отыскивая остаточные следы болезни. Но он только сказал:

– Хорошо. Ахмет для начала рекомендует самсу с острыми овощами.

– Отлично, – горячо откликнулась Мередит, однако легко не отделалась.

Алан без предупреждения вернулся к теме недавней болезни.

– Если не хочешь беседовать, так и скажи. Действительно хорошо себя чувствуешь? Тебе тоник нужен. В детстве, когда я заболевал, меня без конца поили из бутылки. Мигом на ноги ставит.

– Вряд ли нынче можно найти такой тоник. Возможно, в нем содержалось что-то лекарственное, запрещенное теперь к продаже. – Она через стол дотянулась до его руки и слегка прикоснулась. – Все в порядке! У Салли в гостиной голова побаливала, но было достаточно подышать свежим воздухом.

Он хотел удержать руку, но она ее быстро отдернула.

– Я беспокоюсь за Салли. Понимаю, насколько опасна нынешняя бомба, даже если Лайам этого не понимает. А чувствую себя хорошо в самом деле.

Разговор прервал официант с вопросом, что будут заказывать из еды и выпивки.

Когда заказ был сделан и бармен принес наполненные бокалы, Мередит продолжила:

– В самом деле, прошло много времени. Рассказывай, что было с твоей стороны баррикад.

– Полицейская работа, что же еще? – Алан усмехнулся, светлые волосы упали на лоб, лицо стало знакомым, всегда пробуждающим в ней сентиментальные чувства. – Возможно, тебе не захочется слушать. Помнишь Пирса, моего сержанта в Бамфорде? Сдал экзамены, стал инспектором. Больше того – перешел к нам в региональное управление. Надеюсь, будем вместе работать над делом Касвеллов.

Это вернуло их к главной теме.

– Должна признаться, мне все же неловко говорить о друзьях, – замялась Мередит, терзая уголок салфетки.

– Возможно, это поможет спасти им жизнь.

Возразить больше было нечего. Она хлебнула джина с тоником, обдумывая, с чего начать. Выручила прибывшая самса. Беседа опять прервалась. Мередит попыталась еще потянуть.

– Я рада, что Пирс снова с тобой. Тебе всегда нравилось с ним сотрудничать…

Алан что-то пробормотал, не поддавшись на уловку. Она сделала глубокий вдох.

– Ладно. Что ты хочешь от меня услышать?

– Все, что даст хоть какую-то ниточку. Я знаю только, что в их дом рано утром доставлена бомба в посылке. Нет, Касвелл еще обрушил на мою голову анонимные письма. Настолько анонимные, что ничего о них сказать не может. – Последние слова прозвучали довольно свирепо.

Самса произвела в желудке маленький взрыв. Хоть и вкусно после долгой пресной пищи, но все-таки слишком. Мередит положила вилку.

– Люди, которые пишут гнусные письма, наверняка стараются не оставлять ниточек.

– Это не просто оскорбительные письма. По крайней мере, мы так предполагаем. Судя по тому, что запомнилось Касвеллу из содержания, их писал человек, осведомленный о его работе и книге. Предположительно, это указывает на защитников животных. Однако они стараются, чтобы получатель знал, что он избран мишенью, и обычно подписывают послания. Конечно, указывают не фамилию, а название организации. Играют на устрашении и публичной огласке. Что касается посылки… – Алан отодвинул пустую тарелку. – Возможно, завтра кто-то позвонит, возьмет на себя ответственность.