Самое обидное, что рынки сбыта продукции никуда не делись и потенциальные покупатели, с которыми переговоры велись еще на стадии проработки проекта, были готовы исполнить свои обещания и приобретать продукцию, что называется, с колес, но только в том случае, если необходимое ее количество будет готово к отправке до Нового года. Для этого завод должен был начать работу не позднее чем через месяц, а для того, чтобы его запустить, требовалось докупить и настроить оборудование как раз на пятьдесят миллионов рублей, взять которые было совершенно негде.

Весь инвестиционный проект в целом оценивался без малого в миллиард, и терпеть полный крах из-за нехватки каких-то пятидесяти миллионов было не просто обидно, а еще и глупо. И в то же время именно этой «сущей мелочи» как раз и не было, а денег, имеющихся на счетах, хватало лишь на погашение очередного взноса по кредиту. Если не запустить завод и не получить первые доходы от покупателей, то следующий платеж делать будет нечем.

Средства, которые Павел вложил в завод, он вынул из собственного бизнеса, а еще выгреб подчистую счета Марианны, доставшиеся ей в наследство от отца. Связи старика даже после его смерти помогли пройти через горнило инвестиционного совета при губернаторе, пропихнуть заявку в Минпромторг и получить государственные средства на инвестпроект, льготные условия кредита и земельный участок, освобожденный от арендных платежей сроком на пять лет. Но скончавшийся полтора года назад тесть больше ничем помочь Павлу не мог. И Марианна тоже.

– Ты будешь капучино или латте? – спросила жена, входя в кухню, где Павел маялся у окна, не зная, как решить стоящую перед ним проблему. С крыши, что ли, броситься?

Жена была свежа как майская роза и очень хороша собой. Вся, от кончиков тщательно покрашенных и уложенных волос до нежных пальчиков с безупречным педикюром. Стоя на пороге сорокалетия, Марианна не выглядела больше чем года на тридцать два, и, надо отдать ей должное, это оказалось возможным в первую очередь благодаря прекрасной генетике и только во вторую – косметологическим процедурам и прочим женским ухищрениям.

Несмотря на то что женаты они были двадцать лет, супругу Павел по-прежнему любил, никогда ей не изменял и считал не просто женщиной всей своей жизни, но еще и верным надежным другом. Как ей сказать, что от разорения и полной катастрофы их отделяет не больше месяца?

Пасть в ее глазах, разрушить образ человека, который всегда справляется со всеми проблемами и защищает семью от любых финансовых бурь, он боялся больше, чем просто расстроить известием о том, что, скорее всего, они станут банкротами.

Марианна любила мужа с той давней поры, когда привела его, начинающего предпринимателя, на встречу со своим всемогущим отцом, а уважала с того времени, как он доказал и ей, и ее папе, что может с пользой распорядиться свалившимися на него связями и первоначальным капиталом и взять на себя ответственность как за саму Марианну, так и за их единственную дочь, Еленку, или Елку, как ее звали в семье. Павел не мог лишиться ни любви жены, ни ее уважения.

«С крыши, что ли, прыгнуть», – снова настойчиво прозвучало в мозгу, и он помотал головой, отгоняя наваждение. Нет, он никогда не оставит Марианну один на один с тем, что натворил. Будет сам разгребать. И хлебать неприятности и унижение полной ложкой.

– Паша, какой тебе кофе? – снова задала вопрос жена, и он сдержал рвущийся из груди то ли рык, то ли стон, потому что ее забота сейчас была для него особенно невыносима.