Я была взаимозаменяемой. Я не была для драконов человеком с самого начала. За моей спиной годами велся невидимый поиск более ресурсной супруги.

Свекры давно знакомы с Гроцами, и если Берн влюбился в молодую вейру дружественного клана, их сношени… то есть, отношения, развивались под мудрым приглядом родителей с двух сторон. И вся их половая… то есть, деловая жизнь являлась лишь прикрытием для влюбленных.

Так… Отставить язвить и жалить, мне срочно нужны успокоительный отвар, одиночество и крепкий сон.

Я прошла в глубину сада и осторожно нарвала немного лаванды и шалфея, а после, поколебавшись, взяла и немного веребики, которая славилась мощным успокаивающим эффектом.

Умелый человек может из трав набодяжить очень годное успокоительное, а я именно такой человек.

Травы в Вальтарте удивительные, магические, а если в отвар добавлять каплю силы — и вовсе бесценны. Но драконы уделяли им мало внимания. Зачем им крем из вербены, если бонусом к силе любого дракона идут здоровье, молодость и красота.

Мне это чудо было недоступно, так что я не брезговала варить самой себе кремы и отвары. Силу, правда, не вкладывала, жадничала. Берегла для артефакторики. Ее и так чуть, жалко же на траву тратиться.

Позади зацокали копыта и с легким шумом остановился заказанный экипаж, а конце двора показалась старая экономка с коробкой щенят.

Я подобрала выпавшую травку и благосклонно показала куда ставить щенят. Но едва сама ступила на подножку, когда меня неожиданно жестко взяли за предплечье.

19. 4.3 Отъезд

Обернувшись, увидела Дана, и в груди все-таки дрогнуло. Сын, первый ребенок, самый любимый, самый доверчивый, который когда-то шагу без меня ступить боялся, обзавелся ледяными глазами и жестокой линией губ.

Он был весь в черном, и полностью сливался с темнотой ореховых кустов у каменного забора. Я его и заметила-то лишь когда подошел вплотную.

Лицо у него было белое от гнева, а губы подергивались, словно были не в силах удержать слова.

— Ты никуда не поедешь, мать!

Он неожиданно жестко сжал меня за предплечье, и если бы не проклятое онемение, я бы откровенно растерялась. Физически Дан был намного сильнее, да и вырываться было бы глупо и смешно. Ну что я, ребенок.

Поддавшись рывку Дана, я спрыгнула с подножки и аккуратно взяла сына за запястье:

— Ты делаешь мне больно, Дан, — заметила прохладно.

Первая боль пробилась в сердце тонкой иглой сквозь благословенное онемение, и я забеспокоилась.

Реветь белугой, как крестьянка, я просто не могла себе позволить. Не могла позволить себе потерять лицо. Навеки-вечные в голове отпечатались потребность держать удар. В конце концов, ударов в моей жизни хватало.

«Заткнись, — подумала с ужасом. — Думать не смей лить слезы или не дай бог чувствовать, что ребенок променял меня на титул и металл».

Дан с удивлением взглянул на меня и, наконец, расцепил клещи, и ко мне мгновенно вернулось блаженное омертвение.

— Тем не менее я уезжаю, Дан.

— С одним чемоданом? — он усмехнулся.

Теперь, когда я вышла из кареты, он почувствовал себя увереннее, и к нему вернулась циничная развязность, свойственная подросткам всего мира.

— Дай угадаю, мать, ты решила проучить отца. Демонстративно собрать пару рубашек, уйти из дома до ближайшей подворотни, и ждать, когда отец примчится за тобой.

Это звучало так глупо, что я не сразу поверила. Потом представила, как я бегу по приозерному городку в поисках подходящей подворотни и пожала плечами.

— Но я не могу уйти до ближайшей подворотни, Дан, — сказала мягко. —Я уже экипаж заказала.

И тут же пожалела о сказанном, глядя, как лицо сына наливается багровым румянцем. У моего идеального, первого в учебе и в учебных сражениях сына был всего один недостаток. Он абсолютно не понимал шуток.