– Значит, нам нужно молиться всем об этом чуде.

– Ты от ответа не уходи. Кто у тебя гостил?

– Человек Царьградского Патриарха.

– И почему ты его не выдал воеводе?

– Потому что он его не касался. Он пытался склонить меня к измене патриарху Сильвестру. Я велел ему убираться. И если он этого не сделает, то я донесу на него.

– Ты понимаешь, что натворил?! – прорычал на него Агафон.

– Не смей повышать на меня голос! – прошипел отец Афанасий. – Я сам за Андрея голову оторву любому!

– Ты сначала приютил у себя латинянина-соглядатая. Теперь ещё одного врага пригрел на груди. Ты хочешь, чтобы я пошёл и всё рассказал о том, что это ты причастен к убийству нашего воеводы?

– Он жив!

– Он отравлен! И с таким ядом не живут! Я слышал про него!

– Андрей не простой человек.

– У него простое тело.

– Что ты хочешь?

– Ты ведь с самого начала его невзлюбил. Когда ещё не знал, кто он. Почему? Что он тебе сделал?

– А то ты его полюбил. Сам же как липку ободрал. Сказывают, что чуть не убил.

– Чуть – не считается. Жадность – грех. Но я её обуздал. А ты – нет. Как не любил Андрея, так и не любишь. Зло на него таишь и творишь.

– Не я ли надысь остановил толпу от волнений?

– Это и в твоих интересах!

– Что ты от меня хочешь?!

– Я хочу, чтобы ты признался и назвал подельников.

– А то что? Напишешь Государю на меня донос?

– Нет. Я просто выйду сейчас из церкви и сообщу полковым, что убил Андрея твой подельник, которого ты укрываешь. И ты будешь объясняться уже с ними.

– Ты дурной? – с отчаянием в голосе спросил отец Афанасий. – Я последний человек в городе, который желал смерти воеводе. Или ты, дурья твоя голова, думаешь, будто кто-то ещё в состоянии достать денег на строительство каменной церкви? Большой каменной церкви! Зачем мне его убивать? ЗАЧЕМ?!

– Не знаю, – покачал головой Агафон.

– Хочешь, я крест поцелую в том, что не причастен к нападению. И не ведаю, кто и зачем это сделал. Хочешь?

Агафон покачал головой и отвернулся к алтарю. Перед воротами, ведущими к нему, ещё не убрали кровь воеводы.

– Я не знаю, что и думать, – тихо добавил купец. – Этот убийца ведь не один был. В церкви находились его подельники. И они уважаемые люди. Ещё и ты с этим…

– Мы все растеряны, – осторожно произнёс священник. – Главное сейчас – не делать резких поступков.

– Боишься?

– Боюсь, что мы упустим заговорщиков. Они ведь теперь начнут действовать открыто.

– Ликаны и масаны – кто это? – сменил тему купец. – Никогда о них не слышал.

– Если бы я знал. Но, очевидно, что-то дурное, раз для них серебро губительно.

Агафон молча встал и не прощаясь вышел. Понурый. Афанасий же, бледный как мертвец, проводил его до дверей. И с огромной тревогой смотрел за тем, как тот проходит между помещиков. И молчит, то есть не обвиняет священника во всех смертных грехах.

А одно слово могло возжечь пожар. Ибо настроения среди помещиков были такие, что они любого бы растерзали, если бы узнали о причастности этого любого к нападению на их любимого воеводу. Даже те, кому Андрей не сильно нравился, помалкивали…

– Что там дальше? – устало зевнув, спросил Иоанн Васильевич.

– Государь, – вкрадчиво произнёс дьяк, – от твоего верного слуги грамотка пришла.

– Что за грамотка?

– Предупреждает тебя о том, что воевода тульский на тебя хулу возводит.

– Опять? Что в этот раз?

– Пишет, что Андрей болтает, будто бы ты, Государь, не настоящий. Ибо не в силах сам титулы дарить. И Кесарь ромейский в том тебя выше непревзойдённо. Да и не Кесарь, а даже простой баронишка ляшский или мадьярский.