– У нас такое тоже не везде. Мне посчастливилось воспитываться в пережитках старых традиций, – горько усмехается она.

А Дениса изнутри царапает, настолько не нравится эта эмоция на ней. Янка должна оставаться огнем. Ярким и красочным.

– Ты – не объект собственности, Яна. Отец не может управлять тобой, контролировать перемещения и запрещать делать то, что тебе хочется. С этим нужно что-то решать. Хочешь, я с ним поговорю?

– Нет! Нет, так нельзя, – восклицает, едва ли не с ужасом.

Этот ужас не является страхом перед физическими наказаниями. Все гораздо сложнее. Шахину так воспитали, что вероятность разочаровать отца для нее хуже смерти. Влюбившись в Рагнарина, она наивно полагает, что у нее получится  удержаться сразу на двух стульях.

– Ты же понимаешь, что я не в том возрасте и статусе, чтобы встречаться украдкой? – словно читая мысли, разбивает он ее надежды.

– Понимаю.

– И?

В помещении повисает напряженная тишина.

Пока Янка подбирает выгодный для них обоих вариант, Рагнарин по каким-то причинам находит двойственность в собственных словах. Он говорит, что она не является частной собственностью своего отца. Но при этом подразумевает ее независимость как зону своей личной свободы и возможность поступать с ней так, как ему заблагорассудиться.

Шахина же, конечно, стоило уже привыкнуть к такому, своим ответом вгоняет его в жесткий ступор:

   – Забери меня себе.

12. 12

– Забери меня себе.

Прищуривая глаза, Денис дотошно изучает ее, вытягивая все возможные эмоции.

– Все эти фразы – часть твоего воспитания? Часть тебя самой? Или ты какое-то бестолковое пособие читаешь?

Звучит, безусловно, жестковато.

Однако ранить ее он не пытается. Хочет понять.

Яна шумно выдыхает и, совершив поворот, словно собираясь подняться, так и замирает боком к столу. Ему ничего не остается, как изучать ее поникший профиль.

– Это всего лишь мои мысли. То, что я чувствую, – тихо признается она. – Я тебе неинтересна? Тогда скажи прямо, я пойму.

– Если бы ты мне была неинтересна, я бы не пришел. А учитывая нашу последнюю встречу, прямо сейчас я ломаю свою собственную, выстроенную годами, линию поведения.

 Зажмуриваясь, она втягивает и закусывает изнутри губы. Затем вновь шумно выдыхает и медленно открывает глаза.

– Я поговорю с отцом. Только дай мне время.

Рагнарин не любит бессмысленных оттягиваний и проволочек, но с Шахиной в очередной раз идет на уступки, не забывая, конечно, выставить сроки.

– Две недели.

Она кивает, все еще не поворачиваясь к нему лицом.

– Меня не будет некоторое время. В Магадан по работе лечу.

Тогда она резко отмирает и наконец-то смотрит него.

– Как долго?

– Дня три займет. Позвоню, как вернусь.

– Позвони раньше.

Вскидывая брови, смотрит на нее вопросительно.

– Из Магадана. Сможешь?

– Позвоню.

Шахиной немного обидно, что он собирается уходить, так и не попробовав ни пирог, ни чай. Однако, после того как Денис сообщает, что в семь утра у него уже вылет, задерживать его она не смеет.

Поднимаются практически одновременно. Замирают друг напротив друга. Яне трудно сделать вдох. Она его делает, но хватает воздух как-то поверхностно и тяжело. Смотрит на высокую фигуру Рагнарина, впервые замечая, что из-под ворота плотной белой рубашки вырываются края черной татуировки.

«Интересно, а что там?» – думает она.

Щекам становится горячо. И Денис, конечно, это замечает.

Время будто замедляется. Физически ее тело ничего не сдерживает, а по ощущениям кажется, словно его зажали в тиски. Не хватает смелости подойти к нему, чтобы как-то обнять на прощание. Знает, что подобные шаги принято ждать от мужчины. Но ему, вероятно, это без надобности. А ей очень нужно!