Она терла ладони о колени, прикрытые кружевом платья, явно пытаясь усмирить волнение.

– Рада, что мы пришли к соглашению.

– А уж я как рад, – буркнул Стас и, провернув ключ зажигания, вырулил на дорогу.

До него наконец дошло, зачем его забрали из тюрьмы. Василевский-старший немного сдал позиции, но дожать нечем. А тут новость: экс-главу М-Банка господина Архипова могут вернуть в Россию. Прохоров рассчитывает, что Стас убедит отца предоставить сведения, которые помогут завести уголовное дело на Ираклия.

Логично. Отец – большой друг питерского авторитета и, вероятно, обладает ценными для суда фактами. Идти на сделку отец не станет из принципа, у него железные нервы и супер-голова, он не может не понимать, что от тюрьмы ему уже поздно спасаться. Но сыну, да еще при личной встрече, возможно, не откажет в услуге. Хм-хм, большой вопрос… С другой стороны, каким бы отец ни был лицемером, Стасу он действительно никогда не желал зла. Просто каждый в этом мире сам за себя.

Сначала в прессе промелькнет новость о том, что даже крестник Василевского перешел в чужой лагерь. Потом напишут, что экс-глава М-Банка намерен сотрудничать с властями против своего старого друга, а в итоге произойдет цепная реакция доносов.

Стас не обижался на Валентина Геннадьевича за подобный расчет. Наоборот, спасибо ему по гроб жизни за то, что додумался до этого хода и так вовремя вытащил из могилы.

…Саша сидела в напряжении остаток пути, сложив руки на коленях… Шикарные у нее ноги, конечно, а кожа такая нежная – так и хочется-а-а! «Спокойно, – приказал себе Стас. – На дорогу лучше смотри».

Он не шутил: даже если бы Прохорова в слезах молила о любви и детях, он отказал бы. Подумаешь, девушка! Да их миллионы в мире.

«Но хочешь ты именно эту».

«И что? Скоро перехочу. А учитывая, что она и сама не слишком рьяно рвется в мои объятия, то это лишь упрощает дело».

Не хватало еще, чтобы Стас Архипов плакал, моля о любви. Гильдия фаталистов осудила бы.

В груди разливалось тепло от присутствия Саши рядом, и этого достаточно. Он был благодарен ей за рассудительность и за то, что собралась бороться за совершенно чужого ей человека, которого знала меньше суток. Похоже, девчонка умеет идти к цели напролом, даже если в итоге это борьба с ветряными мельницами.

Стасу стало даже любопытно, как именно она будет сражаться и куда ее это в итоге заведет.

Дача у Прохорова оказалась просторным особняком за высоким забором. Дом принадлежал семье уже несколько поколений, как успела рассказать жена дипломата, Татьяна. «Зови меня Таня», – попросила она. Просто, но элегантно одетая, она мало напоминала Сашу внешне, хоть обе и были брюнетками. Мать – робкая, тихая, а дочь лишь пытается такой казаться, укрощая саму себя.

В доме было душно, а во дворе, наоборот, терпимо. Последние выходные лета, на деревьях уже местами желтели листья. Стас вдруг подумал, что давно не видел, как цветут сады… И понял, что именно так пахнет Саша – цветущим садом.

Прохоров приехал только после обеда, усталый, с темными кругами под глазами, и вежливо пожал Стасу руку.

– Я сделаю все возможное, чтобы склонить отца к сотрудничеству, – не ходя вокруг да около сказал Архипов, когда они расположились за дубовым столом на открытой террасе.

– Не думай, что я вытащил тебя только из корысти. Я бы забрал тебя в любом случае. Таких, как ты, нормальные люди не бросают.

Фраза застыла в воздухе упреком в адрес старшего Архипова, и Стас это понял. Поддержать возмущение он, увы, не мог, ибо никогда не винил родителей за то, что уехали, – наоборот, радовался. Будда им судья – один из тех, что мать покупала на сувениры. Родителями они были, возможно, не лучшими в мире, но и сын у них не подарок. В их семье не принято винить друг друга. Разве что «по праздникам» и в экстремальных ситуациях. В Стаса еще в первые годы жизни вложили закон: «Каждый в этом мире – сам за себя. Никто никому ничего не должен. Сын не должен отцу, отец – сыну». Оставалось молиться, что Архипов-старший нарушит это правило и пойдет на сотрудничество.