— Тебе я вообще ничего говорить не хочу, Царицын. Истеричке, пославшей меня три года назад. Маленький и сопливый мальчик не пережил отказа, — выпятила губу и всхлипнула наигранно. — Как же так? Сладкому и смазливому мальчику отказали…

— Закрой рот, — сместил резко руку на моё лицо, пальцами с силой сжал щёки, оставляя следы на нежной коже.

— Определись, чего от меня хочешь, Царицын, — выгнула бровь, зная прекрасно, насколько отвратительно и отталкивающе выгляжу. Как резко обозначился шрам на лице. — То говорить пытаешься заставить, то рот затыкаешь. Хотя… — рассмеялась наигранно, радуясь тому, что слёзы на глазах пока не выступили, — истеричкам свойственно в своих эмоциях теряться.

Даниил сместил руку на шею. Сжал пальцы, резко перекрывая доступ к кислороду. Рукой, которую он отпустил, я впилась в его запястье, пытаясь убрать, оттолкнуть. Ослабить железную хватку. Глотнуть воздуха, который катастрофически быстро заканчивался. Даниил с садистским наслаждением наблюдал за тем, как стремительно быстро я краснею. Как бессмысленно скребу пальцами по его запястьям, оставляя следы от ногтей. В глазах только клубилась ненависть, а губы кривились в презрительной усмешке.

— Всё такая же жалкая, — он подался вперёд, чтобы выплюнуть эти слова мне в лицо.

Чтобы снова его горячее дыхание опалило губы. И неожиданно для самой себя почувствовала, как по спине побежали мурашки. Огненные. Те, что способны сжечь дотла, не оставляя после себя ничего. Зажмурилась и задышала часто и глубоко, всеми силами пытаясь отрешиться. Не реагировать на Даниила.

Только тело предало меня. Реагировало на такое близкое присутствие некогда любимого, до умопомрачения обожаемого парня. И даже попытки напомнить себе, что он растоптал меня, унизил, сжёг дотла своими действиями и словами, никак не помогали.

Каждая клеточка тела будто ныла. Зудела. Требовала, чтобы шершавые пальцы парня скользнули ниже. Провели по каждому открытому участку тела.

Ещё сильнее задрожала, когда пересохших губ коснулось частое дыхание Царицына. Не смогла удержаться, нервно провела языком по своим губам. Увлажняя. И будто нарочно делая их блестящим. Будто подсознательно хотела сделать их более привлекательными. Для него. Чтобы желанные пухлые, излишне пухлые губы накрыли мой рот.

Интересно, поцелуй вызовет ту же реакцию, что и четыре года назад? Тех нежных порхающих бабочек в животе? И чувство полёта?

Или же всё будет совершенно иначе? И я буду реагировать иначе?

Ведь раньше внизу живота никогда странной сладкой судорогой всё не стягивало. В кончиках пальцев не было этого покалывания. Желания вскинуть руки и пальцами заскользить по гладкой коже его лица. По широким плечам. За эти годы он вырос. Стал ещё выше.

Он больше походил на молодого мужчину, чем на школьника. Крепкий. Широкоплечий.

И красивый.

До умопомешательства.

До дрожи в коленях.

До рези в глазах.

Даже чувствуя, как пальцы Даниила горло сжимали, смотря в карие глаза, полные странных эмоций, не могла не думать о том, насколько он красив. Насколько идеален. Скользила взглядом по ровному носу, пухлым губам, лёгкой щетине на подбородке. Резко застопорилась, когда заметила шрам на левой щеке. Рваный. Некрасивый. Почти отзеркаливший мой. Белый, но выделяющийся на напряжённых скулах. В нашу последнюю встречу его не было.

Я не думала о том, что делаю. Кажется, пальцы Дани на шее лишили меня не только воздуха, но и всех здравых мыслей. Иначе объяснить, почему я вскинула руку и пальцами коснулась левой щеки парня, не могла. Я почти в зеркало смотрела. Только парня шрам ни капли не портил. Напротив. Делал его более мужественным. Красивым.