– Все построились и – на выход. Титов, тебе особое приглашение требуется? А где Вихрева?

Лицо Виталия Ивановича украшал крупный греческий нос, похожий на хищный клюв орла. А точнее, сокола, потому что его птицей был турул, знаменитый благодаря старинным легендам венгров. Одной из способностей турулов было как раз безошибочно определять местонахождение утраченного, так что вопрос про Эллу был чисто риторическим. Нос-клюв, словно стрелка компаса, качнулся в сторону стремянки, которая в этот момент, как назло, жалобно скрипнула, и учитель перевел взгляд за кулису.

– Это что еще такое?! – гаркнул он. – Вихрева, ты обалдела? Я сколько раз говорил, чтоб не подходили даже к этой рухляди! Сейчас же слезла, и три дополнительных круга по стадиону!

Элла в последний раз подпрыгнула и наконец освободила застрявшую куртку. Под бдительным взором учителя она стала спускаться, осторожно и неторопливо, пока Виталий Иванович не решил поторопить остальной класс громким окриком:

– Ну, чего ждем, малохольные? На выход, бегом марш!

Никита первый развернулся и поплелся к двери, а за ним потянулись и остальные. Бегом, конечно, никто не рванул. Даже Артем за полтора года уже привык к манере разговора тренера, немного резкой и нарочито грубой. Несмотря на характер, Виталия Ивановича в лицее любили. Он гонял учеников до седьмого пота, но зато знал возможности и предел сил для каждого, всегда находил правильные слова, если что-то не получалось с первого (или двадцать первого) раза, и был безукоризненно справедлив.

После очередной команды Элла, по-видимому, решила, что понукание тренера и к ней тоже относится. Она ускорилась и, когда до поверхности сцены оставалось метра два, стремянка вздрогнула и стала стремительно крениться, заваливаясь. Вихрева вскрикнула, металл заскрежетал по металлу, а Виталий Иванович резко вскинулся и издал низкий горловой полухрип-полувздох. Стремянка замерла, а Эл, не дожидаясь продолжения, спустилась еще на несколько ступенек и затем просто спрыгнула на пол.

Артем никогда прежде не слышал, как другой взрослый Полукрылый, кроме его мамы, выпевает Песнь. Но ему казалось, что Выпевание не зря так называется, а значит, и правда должно звучать, как красивая музыка. Милена Игоревна, например, мелодично тянула несколько нот, когда в очередной раз лечила его от ангины и заживляла ссадины и порезы.

Вообще-то тот факт, что его мама – каладрий, вызывал в Титове весьма противоречивые чувства. С одной стороны, у него ничего долго не болело. А с другой, прогуливать уроки и сидеть на больничном ему тоже не разрешали. В новом лицее за последние полтора года он пропустил максимум дня три. Да и раньше, в предыдущей школе, выздоравливал от любых болезней в рекордные сроки, приводя школьную медсестру в изумление своим невероятно мощным иммунитетом.

Песнь же Виталия Ивановича и Песнью назвать было сложно. Так, набор звуков, состоящий из карканья и бульканья. Если б Артем не знал о существовании Полукрылых, то решил бы, что тренер просто поперхнулся. Интересно, это его личная особенность или характерно для турулов в целом?

Пока Артем размышлял, а учитель бурчал себе под нос и складывал стремянку, чтобы никому больше не пришло в голову лазить по оборудованию сцены, все одноклассники уже вышли из зала. Элла тоже подходила к двери, зачем-то напялив на себя спасенную куртку. Совершенно непонятно, как она планировала в ней бегать на стадионе – это в принципе не удобно в кожанке, а уж в такую жару можно и тепловой удар получить. Боялась, что ли, выпускать свою прелесть из поля зрения? Глупо. О чем бы они ни поругались с Прилепиной, Маринка уже наверняка отвела душу, порадовавшись дополнительным кругам, назначенными тренером Элле.