И вновь потекли слухи о масонстве Халдеева. Кто-то говорил, что он является розенкрейцером в шестой степени посвящения, означающей членство в мировом оккультно-магическом центре с правом создания своего филиала в любой точке земли.

Халдеева пригласил в Сорренто Максим Горький. Он встретил его с истинно русским размахом и итальянской беспечностью. Много пили и пели, катались с рыбаками на лодке, ездили на извозчиках кутить в Неаполь. Халдеев рассказывал, как озорной Алексей Максимович свистел и бил в ладоши, когда извозчик умчался от них, не вернув сдачи. Еще он говорил, что сюжет романа «Дело Артамоновых» был навеян великому писателю его, Фомы, рассказами о папаше. Во второй визит в Сорренто, случившийся накануне триумфального возвращения Горького в СССР, Халдеев уединился с писателем в кабинете, где тот сказал ему, смущенно окая:

– Думаю вОзвращаться на родину. И вы вОзвращайтесь! БрОсайте к чертям драповым этих гОсподэмигрантов и пОезжайте с Богом!

И Фома пОехал.

Но предварительно заручился гарантией своей безопасности у компетентных советских служб, напросившись на сотрудничество с ними. Оказалось, однако, что настоящее сотрудничество не входило в его планы. Куда интереснее ему были известные личности из советской научно-художественной элиты, потянувшиеся в созданный им орден «Голуби Ноя» то ли из простого любопытства, то ли из-за повальной моды на мистику и чертовщину, подаваемую на научной подкладке.

Миссия Фомы заключалась в грандиозном эксперименте по освоению мистических тайн. Результатом эксперимента должно было стать подчинение Мировых Стихий, причем в материальном смысле. Для этого были необходимы специальные знания, которыми владел только он, Фома Халдеев. От «рыцарей» требовалось немногое: высокие связи, научные открытия и беспрекословное подчинение руководителю Ордена.

Конечно, новоиспеченные «рыцари» интересовались: а в каких отношениях с советским законодательством состоит исполняющий обязанности Великого Магистра? На это Халдеев честно отвечал, что в соответствующих органах он человек известный. Это успокоило «голубей». Когда же он в южных красках описал свое знакомство с Максимом Горьким, которого недавно восторженно встречали на Белорусском вокзале, сердца «рыцарей» были пленены окончательно.

Через год Орден насчитывал в своих рядах, по одним сведениям, сорок членов, по другим – более пятидесяти. Но лишь двенадцать из них имели высокое право называть себя «рыцарями». Остальные находись либо в «учениках», либо «на подготовительной ступени к посвящению».

До поры до времени это устраивало НКВД. Сам того не желая, Халдеев работал на них. Он проявлял в научно-художественной интеллигенции такие настроения, которые таились в ней всегда, а любую болезнь проще изучать в открытой форме. К тому же в случае необходимости собрания Ордена можно было трактовать как угодно (например, как террористический заговор) и брать «голубей» всем их теплым гнездышком.

Два раза органы все же выходили на агентурную встречу с Фомой. Ему намекнули, что в скором времени от него могут потребоваться услуги в качестве благодарности за гражданство в самой свободной стране мира. Фома Игнатьевич охотно согласился на это, но о созданном Ордене молчал, как рыба. Из этого в НКВД сделали вывод, что Халдеев считает их третьими лишними. Но это тоже их устроило: ведь компромат на неверного агента потихоньку собирался. Так с обеих сторон велась своя игра, и в этой игре, по убеждению органов, финал был предрешен. Если Халдеев этого не понимает, тем лучше. С такими проще работать.