Тут он слышит снаружи тяжелые шаги. Он поворачивается к окну, мимо которого шествует Патурсон на пару с Шоколадной Девочкой, которая перед воротами закрывает его огромным куском брезента. Мундус вылезает из кровати и подходит к Арнольду. – Мы не хотим, чтоб хоть кто-нибудь полюбовался на него бесплатно, – объясняет он, зажигая сигару длинной спичкой. Арнольд провожает глазами самого высокого человека в мире, которого выводят погулять под брезентом, и это зрелище сдвигает что-то в нем. – Ты о Барнуме слышал? – спрашивает вдруг Мундус. Арнольд качает головой, дым застилает глаза. – Барнум был королем Америки. Он был больше Александра Македонского и Наполеона, вместе взятых! – Арнольд подступает ближе: – И больше Патурсона? – Мундус смеется и кашляет. – И Патурсона тоже больше! Барнум превратил весь мир в свой цирк. Земля служила ему манежем, а небо стало шатром, который он раскинул над нами! – Потрясенный собственной речью, Мундус шепчет: – Барнум мечтал сделать людей счастливыми. Он заставлял их смеяться, вздрагивать, разевать рот и плясать! А к чему еще во все времена стремится человек? – Шоколадная Девочка ведет Патурсона обратно. Она машет Арнольду. Мундус кладет руку Арнольду на плечо. – Ты знаешь, что означает Mundus vult decipi? – спрашивает он. Арнольд хмыкает. Теперь он знает в основном все. – Мир желает быть обманутым. – Мундус ошарашен. – Хорошо. А что значит по-норвежски Ergo Decipiatur? – Так пусть и будет обманутым, – отвечает Арнольд. Мундус кладет сигару. – Ну а теперь ответь – кто выше Патурсона из Исландии? – Арнольд задумывается. – Бог? – предлагает он. – Ой. Бог ниже на четыре сантиметра. – Барнум? – старается угадать Арнольд. Мундус склоняется над ним: – Фантазия, Арнольд! Фантазия превыше всего. Важно не то, что ты видишь. А то, что ты думаешь, что ты видишь! Запомни это навсегда, Арнольд. – Мундус садится на кровать, но глаз от Арнольда не отрывает. – Повернись, – командует он. Арнольда встает спиной к нему. – Еще раз! – Арнольд поворачивается лицом к Мундусу, который уже в очках. – Так, мой маленький друг, а теперь рассказывай, что ты умеешь. – Я могу быть колесом, – отвечает Арнольд, проходится колесом по комнате и выпрямляется. Мундус недоволен: – У нас тут все колеса. – У меня девять пальцев, – говорит Арнольд, растопыривая руки. Мундус безучастно пожимает плечами: – У меня есть уроды и похуже. – Я могу цепенеть. – Это вышло из моды. – Я оснащен дай боже, – шепчет наконец Арнольд. У Мундуса глаза лезут на лоб. – Оснащен дай боже? А кто тебе сказал такое? – Арнольд опускает глаза: – Сам доктор. И Шоколадная Девочка, – добавляет он быстро. Мундус машет рукой. – Оставь меня, – говорит он. – Мне надо подумать.

Арнольд послушно выходит наружу. Озирается. Еще утро, и он видит, что у всех вокруг есть свое место. И своя работа, которую они делают сообща. Дрессировщики, плотники, музыканты, клоуны, повара и акробаты репетируют и поют, готовятся к вечернему представлению. И Арнольд понимает, что он должен найти свое место среди людей, пота и песен.

Но тут он видит еще кое-что. А именно Шоколадную Девочку. Она стоит спиной к нему и тянется к бельевой веревке, натянутой между двумя вагончиками. Она развешивает на ней расшитое золотом трико Der Rote Teufel, оно блестит и переливается на солнце. Только Арнольд собирается подойти к ней, как появляется Der Rote Teufel собственной персоной. Он обнимает Шоколадную Девочку и целует ее в затылок. Она отпихивает его, но этот отпор не многого стоит, потому что она тут же начинает смеяться. Der Rote Teufel целует ее снова и увлекает за собой в глубокую тень за вагончиками. Арнольд слышит, как смех тает в смехе. Арнольд съеживается. И делается еще меньше. Слоны, они на самом деле безволосые. На его долю радости не оставлено. Пути смеха неисповедимы, думает Арнольд. Он всегда разный и не повторяется дважды. Арнольд решает завести себе поминальник смехов. Откроет этот регистр смех матери, робкий смех матери, стоящей на соленом ветру, будто ветер щекочет ее. А вот кого записать под вторым номером, он не знает, потому что внезапно до него доходит, что он никогда не видел отца смеющимся.