Боевик снова, как и в первый раз, застал меня врасплох. Но если в первый раз он целовал жадно, напористо, и даже капельку нахально, будто крал поцелуй. То в этот раз он обрушил на меня целый водопад нежности. Его губы касались моих так, будто я была для боевика величайшей ценностью. Драгоценным хрупким сосудом немыслимой красоты, удержаться и не коснуться которого не было совершенно никаких сил. Но и касаться следовало осторожно. Потому что любое неловкое движение грозило все уничтожить.

Боевик нежно проводил своими губами по моим, осторожно, будто опасаясь напугать, касался кончиком языка, с упоением захватывал мою нижнюю губку своими в плен, заставляя ведьминское сердечко сладко замирать в груди. А потом бешено колотиться.

Нас прервал дикий грохот, звон столовых приборов на каменном полу и неприятный звук бьющейся посуды. Я вздрогнула, разом возвращаясь в реальность. Пискнула и попыталась вырваться из сильных мужских рук, но боевик не был бы боевиком, если бы так легко расставался со своей добычей. Артур не пустил. Наоборот, крепче прижал к себе и хмуро посмотрел в ту сторону, откуда вместо грохота теперь неслись звуки нарастающего скандала.

Я тоже посмотрела туда. И оцепенела. Нет, боги все-таки есть, и они слышат нас! В попытке сдержать неуместный, но неудержимо рвущийся из груди смех, я сначала закусила губу. А потом, когда поняла, что это не помогает, что меня уже просто трясет от накатывающего хохота, уткнулась лицом в камзол того, кто крепко меня обнимал. Сдаваясь на милость охватившей меня истерики от смеха, я вцепилась обеими руками в дорогую вышитую ткань, молясь всем богам, чтобы руки Артура не разжались, удержали меня. Иначе я рискую повторить позу Верены и усядусь на пол, раскинув в разные стороны ноги. Разве что короны из блюда с пирожными у меня на голове не будет. Но, думаю, тарелка с испорченным завтраком боевика вполне сможет ее заменить. Если вышеупомянутый боевик не вовремя об этом вспомнит.

В чувство меня привел ледяной голос главной ведьмы академии:

— Что. Здесь. Происходит. — с интонациями василиска поинтересовалась магистр Силлия. — Верена, чем тебе не угодил стул? Почему тарелка на голове, а не на столе? Отрабатываешь красивую осанку? Так для этого тяжести нужны, бестолочь, пирожные не помогут! Почему ты расселась на полу, да еще и в луже разлитого киселя? Думаешь, так будет удобнее устранять потоп, устроенный тобой? Сомневаюсь! Ты же знаешь, что я запрещаю использовать бытовые заклинания в случае отработки наказания!

Не только я, пригревшаяся на надежной груди боевика, поняла и осознала: гордячке Верене только что назначили наказание. Отработка в столовой без магии! Хуже может быть только чистка отхожих мест и обновление утилизирующих заклинаний в них! Но ведьмочкам такое наказание никогда не назначали — резерва у нас на него не хватало.

Верена тоже все поняла про наказание. И с возмущенным воплем резко вскочила на ноги. Это и стало ее роковой ошибкой. Как метко подметила магистр Силлия, моя заклятая подружка сидела в луже разлитого киселя. Я представила на мгновение, насколько противно держать попу в быстро остывающей на полу вязкой субстанции и передернулась. А вскочившая Верена поскользнулась, нелепо взмахнула руками, будто стала вдруг птицей и собиралась взлететь, задела стоящую на самом краю раздаточного стола миску, как оказалось, с салатом, но равновесие удержать не смогла. Сотни глоток в столовой потрясенно ахнули, когда каблучки модных ботиночек ведьмы заскользили в разлитом киселе. И я даже опомниться не успела, а Верена уже падала на спину, дотянувшись каблучками ботиночек до ног ничего не подозревающей магистра Силлии.