Копенгаген не захотел их впускать. Целую неделю они качались в волнах у Доггер-Банки. Официально если, пережидали шторм. На самом же деле, датчане надеялись, что монстр утонет, и у датских грузчиков не будет культурного шока.

Аньку тошнило. Всю неделю она пробовала утопиться и никак не могла запомнить, но каждый раз застревала в иллюминаторе несколько широким задом. В день седьмой уже и зад пролез бы, но Анька глянула в зеркало и передумала. Её суицидальная намерения сменились желанием блистать вопреки обстановке.

Первый раз в жизни она весила пятьдесят кг. У неё была шляпа и на траверзе замок Гамлета. И Анька надела кружева, и вышла на палубу. И сразу кончился шторм. И датчане, увидав её в бинокль, устыдились своих страхов.

Это было очень красиво. Её зелёное лицо приятно оттеняла белая шляпа, и вся она, подобная ангелу, как бы напоминала местным биндюжникам, что даже в самой промасленной и неприглядной железяке водится живая душа.

Это я вот к чему:

Незабудкина! Хоть я небритый сантехник, а ты целый редактор новостей, у меня есть душа. И вечер нашей, будь она неладна, годовщины ты могла бы провести дома, а не со своими холостыми подругами.

Я своих демонов знаю лично. Первый – мастер спорта по вредительству – моя жена. На спор доводит до самоубийства нильских аллигаторов.

Второго звать Авось, он скромнее.

Жена коварней и неотвратимей, но Авось тоже фрукт.

Например: в понедельник очень мне хотелось пить.

Зашёл в Макдональдс, вы знаете, самый дешёвый способ прослыть хорошим родителем. Ещё клоуны у них неповторимо ужасные.

Мне хотелось пить.

– Фанты мне, – говорю, – побольше!

Унылая девочка за стойкой загребает лёд совковой лопатой и сыпает в стакан. А на дно чуть фанты, для цвета. И вся эта Антарктида – мне.

Я с детства помню: съешь снежок и школьных друзей моих прекрасные черты растворяются недели на три. Температура, в горле лава, в носках горчица.

Мне бы возопить, – куда, мол, сыпешь, оторва! Окстись! Чай, не месяц май, и не юноша я, с жарким нутром…

Но тут, откуда-то с середины очереди зашептал Авось:

– Ничо-ничо, ты же взрослый! Какая ангина, обойдёшься лёгкой хрипотцой! Голос будет такой… с песочком. Даже эротично. Женщины страсть как любят простуженные мужские голоса…

Прошло два дня. У меня дискант а-ля Фаринелли. Распалясь, перехожу на сопрано. Женщины с меня хихикают.

Гланды разбухли и болят. Стали как закатные солнца: малиновые, огромные. Будто Босфор в горле, сходящиеся скалы, крупную пищу внутрь меня не пускают.

Я стянул у Ляли шарфик, обмотался.

Три дня питаюсь чаем и скользкими маленькими пилюлями, приятно-зелёными, у Люси были. Надеюсь, они от этого, чем там я больной. Инструкцию к лекарству не нашёл. Пересчитал кол-во в упаковке – тридцать.

Резанула страшная догадка про женскую контрацепцию. С опаской смотрю теперь на луну и на себя в зеркале. На ощупь пробовал найти на себе место, где, возможно, не случится теперь овуляция. Не сыскал. Наверное, уже не случилась.

И раздражительность какая-то…

Если к декабрю понабегут быстрые легкие слёзы, значит дэмоны спелись и ржут теперь.

На утреннике Дед Мороз ни один костюм не угадал. А дети, они за справедливость, не смолчат.

– Иди ко мне, фея…

– Я не фея, я снежинка!

– Хорошо. И ты, крокодильчик подходи…

– Я не крокодильчик, я черепашка!

– Ладно, ты – черепашка. Будете песенку петь. Третьего мы позовём… это будет… ты-то крокодильчик?

– Не крокодильчик я. (Плачет)

– А кто?

– Динозавр!

…Танцевали. Надо было хлопать себя по разным органам, не путаться. Голова-живот-попа-колени. На скорость.