Здравствуй, пол. Не успела сгруппироваться и рухнула чуть ли не носом в доски и в грязь, ушибла руки и колени. Лапища меня подняла и приковала к стене. Как только морда приблизилась, я с размаха стукнула  в волчий глаз. Так надеялась, что он хватку ослабит и даст возможность сбежать, но нет. Зарычал грозно, показав мне свои клыки в полной красе, сощурил подбитый глаз. Я в ответ тоже закричала, прямо в его морду.

Воцарилась тишина. Он смотрел на меня, я на него.

 Облизнулся и опять улыбнулся. Уже не грубо, а, едва касаясь, провёл свободной лапой от моего подбородка ниже, прижав немного грудь. Смотрел, что трогает, и опять облизывался.

— Лихо, не надо. — Он резко посмотрел мне в глаза, повернул уши в мою сторону. — Лихо, — повторила я. — Не трогай меня.

Оборотень рыкнул и лапой забрался ко мне под футболку. Моя реакция оказалась неконтролируемой: поскольку я была придавлена к стене  его лапой, то просто оторвала от пола ноги и пнула его по интимному месту, которое, видимо, уже возбудилось. Оборотень обозлился люто, морда вся складками собралась. Вот тут я испугалась по-настоящему. Втянула голову в плечи и уставилась на него, ожидая самого худшего. Разъярённый зверь стал бить со всего маху кулаком в  стену возле моего лица. Удар за ударом. Я чуть не умерла от ужаса, понимая, какой силы были удары: один такой мне в голову, и смерть наступит мгновенно. А он продолжал колотить по бревну, дробя его в щепки, и орать мне в лицо, разевая отвратную пасть. Затем отбросил меня в сторону и, недовольно вытянув хвост, ушёл на улицу.

От пережитого кошмара я осела на пол и перевела дух. Никогда и никто так на меня не орал. Родители в детстве даже не ругали, в школе у меня не было больших конфликтов, я вообще дипломат по жизни, поэтому агрессия для меня в диковинку. Не подвергалась насилию, унижению или моральному давлению. Я в этом плане жила в розовых очках. Даже сложившаяся ситуация для меня не казалась безвыходной, и раз оборотень на своё имя или кличку отреагировал, значит, не всё потеряно. Отдышавшись, я осмотрелась. Ладно, гад, я сейчас прощупаю обстановку и сбегу от тебя.

В домике было две печки. Одна находилась почти посередине помещения, напоминала шведку с варочной панелью, напротив — переломанная мебель. Вроде кухня, в ней стол целый, но заваленный костями и сухой травой. На второй печи — доски и шкуры. Я с оглядкой на дверь, медленно подошла к ней, приподняла шкуры, под ними обнаружился настоящий камин, выложенный камнями. Напротив него — кровать, низкая, захламлённая старой одеждой.

На полу у кровати валялся мой выпотрошенный рюкзак. Ароматный блеск для губ был наполовину откушен, погрызены карандаши и помада, вылизана пудра. Я быстро сложила уцелевшее нижнее бельё, прокладки обратно в рюкзак. Нашла свои документы. Паспорт и банковские карточки перекочевали во внутренний карман джинсовой куртки.

На полу валялись  коробки из-под продуктов питания, из которых уцелели только железные и пара пластиковых, а также  почти сгнившие бумажные обёртки и покорёженная алюминиевая посуда. Я обошла кругом печку-шведку, обнаружив за ней кочергу и настоящие вилы на хорошем древке. Свой рюкзак я закинула на полку под крышей и с опаской вышла в открытую дверь.

Заросшая поляна. Аромат трав и хвои, жаркое солнце и жужжащие насекомые.  Рядом с домом — покосившейся навес, над кольцом колодца, выложенного тоже камнями: кирпичи до этого места вряд ли довезти возможно, если только самостоятельно делать.

 Около колодца развалился оборотень, заложив руки за голову, грелся на солнце нога на ногу, закусив травинку в пасти. Лежал, балдел. Приоткрыл один глаз, когда я вышла. Странно я его воспринимала, как полоумного человека, а не как мифического зверя.