Как я и думала, глазом моргнуть не успела, он тесак из моих рук выбил. Навис надо мной, уронив руки по обе стороны от головы, и уставился пристально, сощурив глаза. И вот в таком положении он мог простоять часа два не меньше, как сегодня утром, не давая мне двигаться, добиваясь своего. И если утром я своей болтовнёй его утомила, то сейчас в горле пересохло, и начались боли.

На моё спасение что-то ухнуло за окном. Оборотень отпрянул от меня, навострив вытянутые уши, и настороженно вышел во двор. Я за ним. Пока он обходил двор, сбежала в баню. Там я закрылась на замки и улеглась на полку между тазиками.

Я ждала, что придут месячные, поэтому была готова. У меня с собой прокладки, так что чистенькая, и джинсы не мокрые. Только вот проблема у меня, всегда в это время нестерпимые боли. Мама говорила, что это схватки. Даже рожать не хотелось, если такое, да ещё сильней. Первые три дня каждый месяц я просто загибалась. Начались в полночь, всю ночь, пока Ильич обходил лес, я не спала, скрутившись винтом. У меня с собой была походная аптечка, но при первой нашей встрече Лихо сожрал не только мой блеск для губ, но и  все обезболивающие таблетки, пилюли от температуры и выпил сироп от кашля. Теперь бегал живой, здоровый, палкой не убить, а я умирала.

Встала в коленно-локтевую позу, стала дышать, как дышат роженицы. Вдыхала носом, выдыхала ртом, когда становилось совсем невыносимо, дыхание  быстрое, неглубокое. Не помогало. Колесом свернулась и затряслась, ещё немного,  и  от недосыпа и адских спазмов начну орать.

 А чудовище стало ломиться в баню и выломало дверь. Ввалился и замер надо мной. Мне уже всё равно, я недееспособная. Он силой стал меня раскручивать. За волосы оттянул голову назад, руки заломил за спину и подтянул к себе.

— Больно, — сорвалось с моих трясущихся губ.

Вот же ублюдок, полез рукой мне под футболку. Я дёрнулась, закрыла глаза,  а он с силой прижал к себе и стал горячими пальцами пробираться к лобку, от него вверх круговыми движениями с нажимом проводил до пупка. В спирали возвращал свои пальцы обратно к трусикам. И так раза три, пока боль моя не исчезла. Мышцы, что были в напряжении больше двенадцати часов, расслабились, меня перестало трясти, и я обмякла, соскользнув с его руки.

Он подхватил меня и вынес из бани. Покачиваясь, как кот в переноске, я медленно стала засыпать, успела шепнуть ему на ухо: «Спасибо», и отрубилась прямо на его плече.

Проснулась поздним вечером. Боли не было. Вот такой у меня целебный Ильич. В камине у кровати тлели угли, за окном густели сумерки, в доме никого. Было время подумать о своём положении, а самое главное — об отношении к Лихо. У меня нехорошая привычка, я умела лукавить даже с самой собой. Врала безбожно, что сплю с оборотнем, чтобы однажды обмануть его и сбежать, а сама, похоже, влюбилась.

В нём нравилось почти всё: от внешности и офигенного телосложения, до этой мистической ауры и колдовского обаяния. Его забота, какой окружали меня только родители в детстве, когда не возлагают сложных обязанностей и не ждут великолепного результата. До его бешеной сексуальности и неуступчивой настойчивости. Звериные замашки, переплетённые с человеческой чуткостью. Проблема только в том, что я скорей всего ошибаюсь.

Во влюблённости, в отличие от настоящей любви, нет трезвого взгляда. И хотелось бы в первую очередь увидеть недостатки, смириться с ними, а потом уже возводить в достоинства те качества, от которых ещё месяц назад я  бы в обморок упала.  А вот недостатков я не видела! Даже его бескомпромиссный приказ «в рот», возбуждал. Жёсткий и властный. Живя в городе, я таких избегала и даже презирала, но здесь… Он мне выбора не оставил.