От одной мысли живот у меня скрутило, но я, конечно, кивнул:

– Само собой.

– Я куплю, – сказала Нэнси и свернула к краю тротуара.

Она едва не подпрыгивала от счастья: восемнадцатилетняя влюбленная девушка рядом со своим парнем. Теплый ветер играл ее вьющимися волосами, закидывал их вперед, на лицо, словно водоросли.

Мы ждали просвета в транспорте – и тут все пошло не так.

Нэнси хлопнула себя по бедру – несвойственный ей жест, но сейчас она была в приподнятом настроении – и полезла в карман за наличными. Нахмурилась. Посмотрела в другом кармане. Снова проверила первый.

– Ч-черт, – пробормотала она. – Должно быть, оставила деньги в киоске.

Нэнси потащила нас обратно на работу. Ее напарница уже выключила везде свет и заперла дверь. Нэнси влезла внутрь и дернула за шнурок. Флуоресцентная лампа замигала и зажужжала, как оса. Нэнси поискала под стойкой, снова проверила карманы, заглянула даже под обложку своей книги – не использовала ли она банкноту как закладку. Я видел, как она смотрела в книге. Я уверен.

– Что за чушь? – спросила сама у себя Нэнси. – У меня была пятидесятидолларовая банкнота. Пятьдесят долларов! Новехонькие, даже не помятые. Ох ты ж боже мой, что же я с ними сотворила? – Она в самом деле так сказала – как девочка-вундеркинд из романа для молодежи.

Тут у меня перед глазами вспышкой мелькнула картина: оператор карусели помогает Нэнси забраться на лошадку, приобнимает за талию, и его слюнявые губы расплываются в улыбке. А потом еще одна, когда мы пронеслись мимо него на карусели. Он больше не улыбался – и что-то заталкивал в карман штанов.

У меня вырвалось:

– Ой!

– Что? – переспросил Джейк.

Я посмотрел на его узкое красивое лицо, четкую линию подбородка и выразительные глаза – и на меня нахлынуло внезапное ощущение приближающейся катастрофы. Я помотал головой, не желая говорить.

– Давай рожай уже, – сказал Джейк.

Я понимал, что говорить не следует, но не мог сопротивляться внутреннему злому порыву. Это как поджечь запал и, зажмурившись, ожидать, когда рванет. Да и было нечто возбуждающее в том, чтобы взбесить одного из близнецов Реншоу – в общем-то, по той же причине. Именно поэтому я раньше пошел с Гэри прыгать на батуте. И поэтому же решился сейчас рассказать Джейку.

– Оператор на карусели. Он вроде бы что-то заталкивал в карман штанов после того, как подсадил Нэн.

А больше ничего и не потребовалось.

– Пидор, – процедил Джейк и круто развернулся.

– Джейк, не надо, – попросила Нэнси.

Она схватила его за руку; он рывком освободился и зашагал по темной пристани.

– Джейк! – снова позвала Нэн, однако он даже не обернулся.

Я побежал за ним.

– Джейк, но я же ничего не видел наверняка. – Я нервничал, и в животе забурлило. – Может, он через карман просто собственные яйца поправлял.

– Этот пидор, – повторил Джейк. – Всю ее облапал.

Свет на «Дикой охоте» уже не горел; фигуры застыли в полупрыжке. Вход на трап перегораживал толстый шнур из красного бархата; на шнуре висела табличка: «Тс-с! Лошадки спят! Не будите!»

Часть пространства в центре карусели была отгорожена блестящими панелями. Из-под них выбивался свет, слышалась музыка, и что-то тихо напевал голос. Я узнал мелодию и исполнителя: Пэт Бун, «Я почти утратил разум». В самом сердце «Дикой охоты» кто-то был.

– Эй! – сказал Джейк. – Эй, там!

– Джейк! Да плюнь! – взмолилась Нэнси.

Она боялась того, что может сотворить Джейк Реншоу.

– Да я просто обронила нечаянно, а ветер унес!

Никто из нас этому не поверил.

Гэри первой подлезла под бархатный шнур. Мне ничего не оставалось, как направиться следом, хотя я тоже чувствовал Страх. Страх и, говоря по совести, возбуждение и подъем. Я не знал, к чему приведет эта история, но знал близнецов. А еще не сомневался, что они получат полтинник Нэнси обратно или поквитаются, – или и то и другое вместе.