Лейтенант не понимал, вытаращив глаза, немо завис, как на люфт-паузе… И музыканты срочники тоже, раскрыв рты, перестали наводить чистоту, с мокрыми тряпками в руках, стоя на стульях, замерли… В удивлении застыли и портреты композиторов, на стенах.

– Кому звонить, им? – всё ещё не по-военному недоумевал лейтенант. – Так они уехали. Звонить бесполезно. Сегодня понедельник, товарищ полковник, уже 14.37. а мы в 10.00 отключили телефоны – так договорились – чтобы не беспокоить. Следующий сеанс связи ровно через неделю с 10.00 до 11.00. Всё. Отпуск же, товарищ полковник, отпуск. Целый год люди ждали! А что случилось? Что за пожар? Я не в курсе.

– Какой пожар, тьфу-тьфу, – сплёвывая через плечо, полковник быстро оглянулся. – Этого нам только не хватало. Никаких пожаров! Мы победить должны, вот в чём!

Дирижёр удивлённо вскинулся, даже шею вытянул.

– Ой, неужели снова Стокгольм?!

– Какой Стокгольм… – Ульяшов в сердцах рукой обречённо рубанул. – Авиаторов…

– Каких авиаторов…

– …Американских? – Подал голос сержант Смирнов. Голос с подоконника прозвучал в контрастном с полковником регистре, восторженном. Там где-то, за бугром, Смирнов запросто мог встретиться со «своей» Кэт. Катрин. Неужели?! Вот радость!!

Ульяшов нервно дёрнул головой.

– Забудьте, Смирнов, а ещё лауреат… Наших, авиаторов, российских.

Дирижёр опустился на стул.

– Не понял… Мы же не… Ульяшов начальственно перебил.

– Вот-вот, и я «не!» – с нажимом, сердито воскликнул он. – Информирую! Возникла настоятельная необходимость авиаторов с вашей помощью победить… Наших, отечественных. Настоятельная и неожиданная. Не пугайтесь. Престиж войск этого требует. Неожиданно, конечно. Мы – командование! – понимаем, переживаем за вас, но… Нам же, – полковник с нажимом исправился, – ВАМ же не впервой… Стокгольмы всякие брать, как говорится. Так, нет, товарищ лейтенант?

Лейтенант всё ещё не понимал.

– Простите, не понял…

– Да чего непонятного, взять и победить вертолётчиков, – пожал плечами полковник. – Все дела.

Срочники ахнули, но не попадали со стульев-этажерок, как должны бы, удержались.

– Вертолётчиков?! – озвучил общий вопрос сержант Смирнов.

– Да, этих… вертолётчиков.

– В каком смысле? – тупо переспросил дирижёр. – Сбить что ли?

На что товарищ полковник простецки хохотнул:

– Во-во, именно… Или они нас… Ха-ха!

В адекватных улыбках скривились и лица присутствующих.

– Шутка, да, товарищ полковник? – Переспросил дирижёр и сам себе ответил. – Конечно шутка. Шутка.

– Да нет, товарищ дирижёр, какие уж тут шутки, всё самое серьёзное, без шуток. – Возразил Ульяшов.

Сержант Смирнов спрыгнул с подоконника…

– А, я понял, – заявил он. – Наверное, марш лучше тех авиаторов нужно сыграть, да, товарищ полковник? Это мы можем…

Лоб Ульяшова пошёл морщинами.

– Это какой ещё марш?

Смирнов прыгнул за фортепиано, открыл крышку, напевая, легко проиграл марш композитора Хайта «Всё выше» «…стремим мы полёт наших птиц, и в каждом пропеллере слышим»…, дирижёр оторопело, Ульяшов мысленно, скептически препарируя слова марша, слушал…

Смирнов прервал исполнение, закрыл крышку фортепиано.

– Хороший марш, товарищ полковник, – заметил он. – Отличный! Как раз про них, про вертолётчиков… Гармония хорошая, слова… Хайт, товарищ полковник.

Полковник с общественным мнением согласен не был, хмыкнул.

– Ничего особенного, товарищ сержант. Мне не нравится. Старая песня… Винты уже не в моде. Сейчас другая эра. Ракет и ракетных войск. За это я и… вот! – Полковник не стал вдаваться в детали своего пари, не та аудитория, да она и не нужна полковнику. Сообщил главное. – Мы их обязательно победить должны, сбить просто. Чтоб не смеялись. Мы – о-го-го уже, понимаешь, в Европе вас знают, пусть и они знают. Они уже готовятся, кстати, я звонил. Назад – получается, нам, – полковник вновь оговорился, но быстро исправил смысл, – вам дороги нет. Ни на какие отступные они не идут. И хрен с ними! Надо – значит надо. Шаг сделал – иди. Слово не воробей… Короче, что делать будем, товарищ лейтенант? Вы у нас ответственный, ваше предложение?