– Да уж, по части каламбуров французов никто не переплюнет! Парень заслужил свое, – отметил какой-то пузан, лысый как коленка, но зато с шикарными подкрученными вверх усами.

– Ну, я знаю, чем его отблагодарить, – заключил патрон и поставил перед Барнавом рюмку анисовки и два здоровенных ломтя хлеба с салом.

– Гогочите, бездари! Дались вам эти буры! Полюбуюсь на ваши хари, когда вам на головы посыпятся черепица и обломки труб! Кроме коняг, никого и ничего нигде не останется!

– Буры… А что вообще означает это слово? – поинтересовался Робер Доманси у продавца, озабоченно записывающего покупки в приходно-расходную книгу.

– Это потомки первых колонистов – голландцев, немцев и французов, которые высадились в Южной Африке в XVII и XVIII веках.

– Спасибо, что озарили мое невежество светом знания.

И проигнорировав угодливый смех продавца, так же как и его попытки продать какую-нибудь мебель в кредит, Робер Доманси поспешил покинуть магазин Дюфаэля.

Ни одного фиакра на горизонте. Пришлось смириться и сесть в омнибус, лишь бы уже скорей отъехать из окрестностей бульвара Барбес – района, который он считал вульгарным местом, не подобающим для настоящего артиста, будущей гордости французской сцены. Когда доходы ему позволят, он снимет квартиру у Мапла, в сквере Опера^>1.[17]

«Да уж! Надо сегодня там опять пройтись, посмотреть. Только бы отделаться от этой липучки Рафаэля Субрана».

Дорога до Бастилии, где он намеревался встретиться с этим своим приятелем со времен учебы в Консерватории, оказалась невероятно путаной из-за строительства метрополитена, который должен был соединить Венсенские ворота с воротами Майо. Хотя часть строительного мусора, извлекаемого из-под земли дорожными рабочими, по ночам растаскивали телеги и трамваи, улицы были перегорожены грудами земли, так что не проехать не пройти – как, например, на улице Риволи. С нее точно кожу содрали, и под тем, что недавно было дорогой, выступали какие-то скелетообразные конструкции.

– Ну и помойка, – заметил Рафаэль. – Представляешь? Каждый день приходится вывозить тысячу кубометров мусора! К тому же инженеры переносят канализационные трубы и укрепляют те участки, где не пройдет линия метро. Я понимаю, почему торговцы возмущаются и просят освободить их от налога на витрины!

Владелец кафе с ними согласился, теперь невозможно было поставить столики на террасе из-за огромного туннельного щита, который поставили на месте будущей станции «Бастилия».

– Знаю-знаю, – поддакнул Робер Доманси, – такая же история с Пале-Роялем. Хорошо еще, что в зале весь этот шум не слышно!

Рафаэль Субран аж лицом потемнел. Он завидовал приятелю, которого приняли в престижную труппу, полагая, что сам он больше достоин этой чести как, несомненно, более одаренный исполнитель.

– У тебя с собой? – спросил он, протягивая руку.

Доманси нехотя протянул ему конверт.

– Обещаю, эта будет последней, – заверил его Рафаэль, пересчитывая банкноты из конверта.

– Ох, каждый раз это слышу.

– Нет, теперь уж точно. Я получил роль в «Дегенератах» Мишеля Провенса и еще репетирую в «Горюшке», пьесе в трех действиях Мориса Вокера.

– Согласись, я уж немало выложил.

– Ты ничего не воровал, Робер, не дрейфь, я умею держать язык за зубами.

В отличие от Робера Доманси, внешне невыразительного, но зато высокомерного, Рафаэль Субран с первого взгляда внушал симпатию. Но присмотревшись к его добродушно-игривым замашкам и внимательней взглянув в ясные голубые глаза, можно было понять, что не такой уж он рубаха-парень, каким хочет казаться. Он расплатился за пиво и позвал приятеля посмотреть на фундамент башни Свободы, обнажившийся в результате работ по прокладыванию туннеля метро под улицей Сент-Антуан. Полуобрушенное заграждение отделяло зрителей от траншеи.