На этих строчках мемуаров Дэвисон вдруг «самоцензурно» и «ревизионно» запнулся: в самом деле стоит ли оставлять их? Тем более что в действительности эта фраза имела не очень приемлемое в теперешние дни продолжение:

– …Причем, напомню, занимается этой самой «фильтрацией» беженцев и перемещенных лиц, допрашивая их нередко с пристрастием в двух подвальных помещениях Нагорного крыла, специально оборудованных под камеру предварительного заключения и камеру пыток.

– Ваш управляющий поместьем, очевидно, дезинформировал вас, господин Бош: никаким переоборудованием подвальных помещений мои люди не занимались.

– Охотно верю, потому что этим, естественно, занимались люди мои. А вот чьи люди стоят за телами нескольких «самоубийц», найденных в одном из местных ущелий, это полиции еще только предстоит выяснить.

– О нет, господин Бош: ни до серьезного рукоприкладства, ни, тем более, до трупов «самоубийц» наши люди, как правило, не доходят. Не скрою, кое-кому из порывавшихся сюда странников мы предложили покинуть не только пределы «Горного приюта», но и пределы Швейцарии. Однако этим все и заканчивалось. Несмотря на то, что война все еще продолжается, мы стараемся вести себя цивилизованно, как и подобает вести себя, находясь в высшей степени цивилизованной стране.

Серб терпеть не мог каких-либо пауз в серьезном разговоре, поэтому направление беседы сменил мгновенно, переходя от неприкрытого шантажа к столь же откровенному деловому предложению:

– Но если все же в процессе «фильтрации» некоторых типов вам придется прибегнуть к более душещипательным мерам избавления, а значит, понадобятся настоящие эшафотные профессионалы, – вы всегда можете обратиться к старому добряку Бошу.

– Темнить не стану: предложение своевременное. Но для его принятия нужно быть уверенным в человеке, который способен предоставлять подобные услуги.

Боша подобные оговорки не оскорбляли, и даже не настораживали.

– Как говорит в таких случаях один из моих знакомых, «Мы не придворные лакеи, чтобы расшаркиваться перед каждой портьерой. Если понадобится, мы любую дверь ногой вышибем». А чтобы вы не сомневались в этом, как и в моей партнерской преданности, – вот ключ от тайной двери, ведущей из подвала вашего крыла в подземелье, а оттуда – в тоннель, который приводит к Пастушьему гроту на той стороне горы. Да-да, туда, где на выкупленной Ангелом Бошем земле расположена его овечья ферма.

– Готовите запасной путь для отхода в горы? Оккупации Швейцарии вроде бы не предвидится.

– Все значительно проще: ваш радист может выдавать себя за одного из моих пастухов, а свою подпольную рацию прятать в тайнике подземелья. Хотя к зарубежным спецслужбам швейцарская полиция и контрразведка относятся с христианской терпимостью, тем не менее нормы приличия никто не отменял. Об оплате за столь деликатную услугу договоримся чуть позже.

Присутствовавшего при этом разговоре Дэвисона, как и самого Даллеса, так и подмывало артистически воскликнуть: «О каком радисте идет речь?! Откуда у нас подпольная рация?! Вы о чем это, господин Бош?! Мы всего лишь дипломаты». Однако у них обоих хватило благоразумия не устраивать ни конкретно этот, ни какие ты то ни было другие подобные спектакли.

– Когда возникнет такая необходимость, я вспомню о вашей любезности, господин Божич, он же Кровавый Серб, – впервые употребил Даллес и настоящую фамилию Боша, и его балканское прозвище, известное лишь очень узкому кругу друзей и недругов.

– Она возникнет, можете не сомневаться, – спокойно, с неизменной улыбкой доброго, щедрого дядюшки отреагировал Бош на это разоблачение. Но Даллес уже знал свойство натуры Кровавого Серба: чем жестче и неотвратимее становились его намерения, тем мягче и умиротвореннее казалась его улыбка.