– Не только, сэр. Случилось так, что еще в сорок четвертом году Пеньковский был назначен адъютантом командующего артиллерией 1-го Украинского фронта генерал-полковника Варенцова.

– Вот как?! – откинулся на спинку кресла атташе. – Оказывается, он еще и ветеран Второй мировой?

– А значит, наш фронтовой союзник, – вновь попытался уловить ход его мыслей помощник.

– Однако союзнические связи меня не интересуют. А вот поддержка фронтового командира, это уже принципиально, – одобрительно повел подбородком полковник. – Воинское братство – это святое, в чем бы оно в конечном итоге ни проявлялось, капитан.

– Оно понятно даже мне, так и не побывавшему в окопах, сэр, – поспешил заверить своего шефа Дэвисон, дабы не позволить ему оказаться в плену у фронтовых воспоминаний, которых ему пришлось наслушаться до одури. – Кстати, во всем, что касается их «отечественной» войны, русские предельно сентиментальны. Так что во время вербовки фактор былого союзнического братства тоже способен сработать.

Для капитана Дэвисона не было секретом, что и чин полковника, и должность военного атташе его шеф получил только благодаря поддержке бывшего летного командира, под командованием которого Малкольм, тогда еще тоже в чине капитана, воевал в небе Западной Европы. Уже после войны бывший подполковник Сэмэнс дослужился до одного из заместителей министра обороны, и даже умудрился стать сенатором штата, но при этом благосклонно воспринимал все навязчивые напоминания о себе фронтовых подчиненных. Что, судя по всему, отразилось и на карьере Малкольма. Так что слова о фронтовом братстве атташе, похоже, произносил искренне.

– А ведь с маршалом Варенцовым давно следовало бы познакомиться поближе, – назидательно напомнил полковник. – Как и с некоторыми другими русскими военачальниками. Что в моих рассуждениях «не так»?

– Удобнее всего это будет сделать в начале мая, сэр. Накануне 9 Мая, то есть Дня Победы, русские обычно проводят массовые встречи, в том числе и с дипломатическим корпусом. Так, почему бы нам, с учетом новых веяний «хрущевской оттепели», не инициировать некую встречу бывших союзников?

– Встречу, говорите? Союзников? Вполне допускаю. Но только не по нашей инициативе, капитан. Лучше подбросьте эту идею русским; на этом своем «Дне Победы» они буквально помешаны. В моих рассуждениях в самом деле что-то «не так», Дэвисон?

– Как можно?! Образец аналитики, сэр, – с трудом замаскировал снисходительную ухмылку помощник военно-воздушного атташе.

Знал бы кто-нибудь, как ему надоели эти риторические пассажи полковника! Но что поделаешь?

– Кстати, почему вдруг Пеньковский обратился к британцам, а не к нам? – тут же последовала резкая смена темы.

– В том-то и дело, что, как позже выяснилось, еще в октябре прошлого года он пытался передать письмо нашему посольству через одного из технических работников.

– Но вмешались сотрудники военной контрразведки? – насторожился полковник.

– Просто работник, к которому обратился наш русский, оказался человеком предельно осторожным, чтобы не сказать, преступно пугливым.

– Вторая версия мне импонирует больше.

– Так вот, этот джентльмен решил, что его в очередной раз проверяет служба внутренней безопасности посольства. И, естественно, отказался принять послание русского.

– Ну, попытка, согласитесь, сомнительная… – побарабанил пальцами по столу Малкольм. – Как и сама версия о серьезном поиске контактов. Слишком уж непрофессионально подставлялся этот «посольский подкидыш».

– Именно так этот инцидент и следовало бы воспринимать, сэр, если бы не одно обстоятельство.