«Всеми давно замечено, – пишет один из наших наиболее наблюдательных писателей[96], – что жизнь, а, стало быть, и функция воспроизведения, при помощи которой она поддерживается, значительно слабеют по мере увеличения высоты над уровнем моря, притом не только в животном царстве, но и в растительном. На тех высотах, где орел вьет свое гнездо, растительность ограничивается одними лишаями; другие животные жить там могут лишь с трудом и совершенно не размножаются; даже зайцы, столь плодовитые, и там становятся бесплодными. Быки, привезенные испанцами в Боливию, в Пас (3730 м. высоты) ради любимой национальной забавы, по словам одного путешественника, становились там трусливыми и безобидными.

Записка, доставленная нам одним ученым наблюдателем[97], доказывает, что великая цивилизация, перуанская и мексиканская, не противоречат этому закону.

«Я хотел бы, – пишет он, – дать вам объяснение того противоречия, которое вы видите между мнением Журдане и историческим фактом существования на высоте 2280 м. двух народов с двумя различными цивилизациями, древней и новой. Древняя цивилизация развилась, прежде всего, и почти единственно у тольтеков, потом у ацтеков. Есть вполне основательное мнение, что тольтеки пришли с Востока; религия и политическое устройство доказывают их родство с азиатскими народами; они-то и принесли первый луч цивилизации. Ацтеки пришли в долину Мехико или, говоря точнее, в Теночтитланскую лагуну, где построили свою столицу, из Северной Америки, откуда принесли свою религию и организацию. Они победили все другие народы и в том числе тольтеков, у которых, однако же, не сумели заимствовать того хорошего, что было в их цивилизации. Вот почему тольтекам принадлежит право называться древнейшими пионерами цивилизации этой части Америки. Появление ацтеков есть шаг назад».

«Таким образом, древние народы Америки, так же как и новейшие, не были аборигенами в своих странах. Я сказал, откуда пришли древние, что же касается новейших, то это были европейцы вообще и испанцы в особенности. Цивилизация, значит, всюду была привозною, и это мне кажется чрезвычайно важным для определения ее причин и изучения развития народа по отношению к среде, в которой он живет».

«Наконец, одного взгляда на местные расы достаточно для того, чтобы видеть, насколько миролюбивы и склонны к подчинению те из них, которые живут на высоких плато, тогда как расы воинственные, до сих пор воюющие или ежеминутно готовые к восстанию, обитают преимущественно по берегам моря, каковы индейцы из Юартана, из Гокададжары (Gocadahjara), с северной границы, из Гуерреро, из Туантепека или Юхитанеки (Juchitanecos) – народ крупный, красивый, с чисто европейской формой лба, но жестокий и кровожадный».

«Достаточно пройтись по улицам и посмотреть, как работают рабочие – на них жалко смотреть, еле-еле двигаются и поминутно отдыхают, точно боятся вспотеть».

«Мексиканцы не только мало работают, но и гулять не любят. Поэтому-то, может быть, в Мексике – столице страны – нет места для пеших прогулок. Мексиканцы появляются на улицах лишь верхом или в экипажах и только перед заходом солнца. Поэтому-то, несмотря на умеренную температуру и на легкость борьбы за жизнь, они крайне бедны и возмутительно нечистоплотны».

«В общем, мексиканец – житель столицы – чрезвычайно апатичен».

«Все великие люди Мексики – писатели, ученые, политики – не суть местные уроженцы. Любопытно бы составить им подробный список вроде того, который имеется относительно шестидесяти самых выдающихся президентов республики; мы увидели бы тогда, что почти все они не суть мексиканцы по происхождению».