В то же время в российских исследованиях субнациональной политики постепенно растет и число работ, ориентирующихся на неоинституциональные и конструктивистские дискурсы, переносящие акцент на проблематику субнациональных акторов, их формирования, взаимодействия, стратегического и символического поведения, факторов институционализации и т.д.4 В отличие от институционалистских подходов, связывающих акторов с системой формальных политических институтов, эти подходы нацелены на анализ более разнообразного круга связей, взаимодействия, факторов деятельности субнациональных политических акторов, включая как формальные, так и неформальные институты, рациональное и эмоциональное поведение, структурные, культурные, исторические, территориальные параметры.

Можно также отметить, что в последние годы в исследованиях субнационального измерения всех дискурсов и подходов заметно возрос удельный вес работ, так или иначе сфокусированных на этнонациональной составляющей политики5. В этой связи возросло число исследований политики в национальных республиках, в полиэтничных, приграничных регионах, в других территориях с повышенным влиянием этнонациональных факторов и миграционных процессов. В то же время объем исследований по институционализации политики в регионах и субрегионах вне выраженных связей с этичностью стал относительно меньше. Сократился еще недавно столь значительный поток исследований по региональным и местным элитам, меньше стало исследований по политическим партиям и партийной политике на субнациональных уровнях. Можно отметить и относительное сокращение фронта исследований субнациональных избирательных процессов. Возможно, что такое смещение интереса к анализу политизации этничности от исследований других составляющих субнациональной политики отражает определенное снижение влияния последних в условиях усиления централизации и авторитарной унификации российской политики. На этом фоне этничность становится чуть ли не главным фактором политики на субнациональном уровне, во всяком случае, одним из тех, которые должны изучаться в приоритетном порядке [Hale, 2003].

Еще одним растущим сегментом поля исследований субнациональной политики является в последние годы изучение ее социально-психологических, символических, культурных и культурно-исторических аспектов6. Частично эта тематика пересекается с политическими исследованиями национальности и этничности, понимаемых преимущественно в культурном и историческом плане, но также образует и более широкую область. Здесь рассматриваются, например, вопросы формирования и политизации территориальных (региональных и местных) и экстерриториальных (сетевых, корпоративных) идентичностей, складывания региональных и местных политических культур и субкультур, проблематика субнациональной символической политики, политики памяти и т.д. Сюда же следует отнести работы о влиянии исторического наследия [Lankina, 2012; Lankina, Libman, Obydenkova, 2016]. Можно также добавить, что к этому полю, как правило, примыкают и попытки изучения политизации конфессиональности на субнациональных уровнях, но пока специализированных работ по этой проблематике относительно немного, хотя тенденция к их росту намечается7.

Помимо исторического измерения у региональных различий часто присутствует и сугубо пространственный «географический» аспект. Так, в качестве факторов институционального разнообразия могут рассматриваться трансграничные экономические связи (linkage) или расстояние от федерального центра [Obydenkova, Libman, 2012; Lankina, Libman, Obydenkova, 2016 a; Golosov, Gushchina, Kononenko, 2016]. Отмечается также некоторый рост исследований субнациональной политики, помещаемых в неформальный или слабо институционализированный территориально-географический или геополитический контекст. Имеется в виду привязка исследований этой политики к таким условно выделяемым макрорегионам, как «Юг», «Север», «Урал», «Арктика», «Каспийский регион» и т.д.