В Китае мы видим другую, в основном противоположную геополитическую асимметрию: бурное развитие прибрежного Востока и отставание континентального Запада (Синьцзяна и Тибета). Порты Южно-Китайского и Желтого морей стали основными экспортно-импортными «окнами», в том числе и для морского снабжения страны энергоносителями из Ближнего Востока. Но у КНР нет достаточно свободных, «нестесненных» выходов в море, дающих возможность эффективно использовать тихоокеанские пути, как, например, у России. Соседство островных и полуостровных государств (Япония, Филиппины, Индонезия, Малайзия, Вьетнам, КНДР, Южная Корея), а также квазигосударства Тайвань, узкие проходы между островами – все это серьезно ограничивает использование КНР морских маршрутов. На пути к ближневосточной нефти немало хлопот доставляют пираты. Кроме того, сильный ВМФ США контролирует данное морское пространство, защищая интересы своих союзников с помощью авианосцев и военных баз. КНР необходимо в стратегическом плане и экономически выгодно развивать свой «запад», активнее использовать дальневосточные порты России, диверсифицировать поставки энергоносителей с помощью России и ЦА.

ЦА как «сердце» евразийского Хартленда соединяет кратчайшим путем «запад» КНР и ЮВА с Россией, Европой, Закавказьем, Каспием. «Экономический пояс» наиболее полно включает транзитный потенциал ЦА, особенно Казахстана и Киргизии, повышает безопасность и всего региона, и каждой страны. Страны ЦА граничат с Синьцзяном, нестабильным регионом КНР. Они располагают разветвленными дорогами и трубопроводами, связывающими их между собой, с Россией и КНР. Казахстан с Россией связывает несколько железных дорог, в том числе трансроссийская дорога, проходящая через территорию Казахстана. Включение ЦА в мегапроект «Экономического пояса» – это «новое открытие Хартленда». Страны ЦА могут существенно выиграть от реализации этого проекта.

Через Белоруссию «северный» маршрут «Экономического пояса» выходит в Польшу и Западную Европу. После кризиса на Украине в 2014–2015 гг. значение потенциала интеграции Белоруссии намного возросло. Белоруссия, в сравнении с Украиной, наглядно показывает зависимость реального потенциала интеграционной политики от состоятельности государства. Белоруссия разрывает общую линию изоляции России, выстроенной НАТО с помощью Балтии, Польши, Румынии, Болгарии, Грузии, а теперь и Украины.

Отношения КНР с другими государствами Евразии, вовлекаемыми в проект, оказываются по разным причинам гораздо сложнее: а) «замороженные» пограничные споры с Индией контрастируют с урегулированными спорами КНР, России, государств ЦА; б) стабильные отношения КНР – Пакистан осложняются действиями талибов и внутренней нестабильностью данного соседа; в) вовлечение в проект Афганистана затруднено из-за продолжающейся гражданской войны; г) отношения с государствами ЮВА осложнены серьезными территориальными спорами как на суше, так и на море. Все это ослабляет потенциал их интеграционной политики.

Полезно обращение к историческим и социокультурным аспектам Евразии. Например, историки Китая и ЮВА (Мин Шу, Су Бейхаи, Хуан Янхуа, Дж. Миллвард и др.) пишут о «трибутных соглашениях». Этот термин трактуют по-разному. Западные авторы называют их «символическими», связывают с «дарами» (gift-relation) [Millward, 2007, р. 73, 75]. Некоторые специалисты считают, что за трибутными соглашениями скрываются вассальные отношения (fanshu), которые включают тесные экономические и культурные связи, отраженные в особенностях китайской цивилизации [Su Beihai, Huang Jianhua, 1993, р. 54].