Толкование «различий» в идентичности, субъектности не как маргинальности, исключения из культуры, не как отклонения от нормы, а как некоей ценности, резко расширяло границы применения стратегии «эмпауэрмент». Ведь в этой парадигме «другой» (другая субъектность) получал свой полновесный статус, за «другим» признавалось право на полноценное существование и гражданские, политические полномочия. Этот подход утверждал многоликость, пестроту социального пространства, которое держится в напряжении не одним центральным конфликтом, не одним противоречием – классовым, расовым или национальным, а множеством разных конфликтов, разных противоречий, по-разному и разрешаемых. Это был кульминационный момент в развитии концепта «эмпауэрмент» в русле радикальной социальной критики.

В 1980–1990‐е годы идею «эмпауэрмента» перехватили другие политические и социальные игроки – от реформаторов, воплощавших ее в проекты развития массового самоуправления на низовом уровне, до менеджеров Всемирного банка, а также – экспертов ООН, озадаченных проблемой массовой бедности и пытавшихся на основе этой идеи выстроить технологии обретения самостоятельности социально уязвимыми слоями населения за счет «микрофинансирования», предоставления различных грантов, включения во всевозможные социальные «программы развития» [Lord, Hutchison, 2004, p. 22]. В то же время под напором женского движения гендерные вопросы были включены в международную политику и заставили пересмотреть ее приоритеты и ориентиры [Роденберг, Вихтерих, 2013].

В тех или иных видах стратегия «эмпауэрмент» была распространена в самых разных регионах – от Южной Америки до Африки и Юго-Восточной Азии. Какие‐то реформаторские опыты были успешными, а какие‐то сопровождались содержательным выхолащиванием концепта «эмпауэрмент» – вместо «обретения возможностей» «реципиенты» втягивались либо в опыты «самоуправления бедных», либо в «самоэксплуатацию» [Regmi, 2011]. Но это не повлияло на популярность самой идеи.

В конце ХХ в. понятие «эмпауэрмент» пришло на европейский континент в литературу и публичные дебаты, связанные с проблемами «демократии участия» [Avenel, Duvoux, 2013]. Оно же стало ключевым в различных публикациях, адресованных медикам, педагогам, социальным работникам, которые с его помощью описывали возможности «коллективного действия» по социальным преобразованиям; в работах по менеджменту, предназначенных для управленческого персонала предприятий [Sheafor, Horejsi, 2011]. В нем видели рецепт по перестройке кризисных профессиональных практик, с ним же связывали перспективу развития гражданского общества [Sheafor, Horejsi, 1996]. Одновременно в условиях кризиса 2008–2009 гг. концепт позволил осуществить перетолкование неолиберальных идей в духе повышения ответственности индивидов – их «включения» [Филиппова, 2011, c. 51–55] в социальные процессы и участия в них [Empowerment and Poverty Reduction, 2002].

В наши дни специальная литература по этой теме появляется в таких различных отраслях знания, как социальное действие, образование, международное развитие, в разных направлениях – университетские курсы, профессиональная, управленческая или политико-административная деятельность. Концепт «эмпауэрмент» раскрывается через множество определений и методов оценки. Отсюда – его многозначность и размытость, отсюда же – ослабление его радикальной направленности. Тем не менее ключевой посыл концепта – самостояние акторов, вовлеченных в тот или иной процесс, их сотрудничество поверх иерархических и бюрократических барьеров, сохраняется повсеместно. Он используется для описания новых подходов к социальной реальности, нацеленных на разрыв с методологией социальной политики или менеджмента, пронизанных духом патернализма и социального неравенства [Kirszbaum, 2012].