Сторонники «прямой демократии», напротив, отдают предпочтение именно таким формам политического объединения. Можно предположить, что данная группа респондентов, полагая, что существующие политические партии не отстаивают в должной мере интересы граждан, видит в движениях и неформальных группах активистов новые, неинституциональные формы представительства интересов. Данное предположение подтверждается также анализом ответов на вопросы о формах демократического правления и партиях (см. табл. 6).

Таблица 6

Если в среднем по выборке 43% ответили на данный вопрос отрицательно, то в группе «прямых демократов» таковых оказалось 60%. В то же время в группах «элитистов» и «плебисцитариев» число тех, кто ответил положительно, существенно превысило средний показатель по выборке (31%). Однако, как уже отмечалось, функция партии в понимании этих респондентов, очевидно, не представительство интересов, а мобилизация с целью легитимации власти лидера.

Группа сторонников прямой демократии отличается от других групп еще по целому ряду параметров. Так, в ней наибольшее количество респондентов смогли идентифицировать свои политические взгляды (см. табл. 7).

Таблица 7

В этой же группе существенно больше, чем в других, число интересующихся политикой: 29% «очень интересующихся» (против 17% по выборке) и 42% «в некоторой степени интересующихся» (среднее значение – 46%), а также количество тех, кто считает себя «политически информированным»: 68 против 56% по выборке. Среди них также больше всего тех, кто получает политическую информацию в первую очередь из Интернета: 27% (среднее по выборке – 19%) (см. табл. 8).

Таблица 8

Можно, следовательно, сделать вывод, что именно эта группа включает в себя наиболее образованных, компетентных граждан, способных идентифицировать свои политические взгляды и ориентированных на прямое участие в политике. Показательны в данной связи ответы на вопрос о «личном участии в выступлениях граждан с политическими требованиями». В группе «прямых демократов» в таких акциях принимает участие около 40% респондентов, тогда как среднее число участвующих в политических акциях по всей выборке – около 18%. Наконец, среди них – рекордное количество тех, кто считает, что массовые протесты «ведут к позитивным изменениям в обществе»: 62% (против 34% в среднем) (см. табл. 9).

Таблица 9

Однако что касается выборки в целом, то относительное большинство наших респондентов (около 43%) полагают, что массовые протесты «скорее разрушительны для общества», и лишь около 35% считают, что они «скорее ведут к позитивным изменениям».

Между тем современные исследователи представительства, о которых шла речь в первой части статьи – Б. Манен, Д. Касс-тильоне, Н. Урбинати, – указывают на стимулирующую роль протестных выступлений для институциональной системы демократического представительства, которая вынуждена реагировать на недовольство определенных категорий граждан, совершенствуя политическую систему, делая ее более адаптивной, способной к саморегуляции. С. Хантингтон связывает адаптивность организации или процедуры с «давлением со стороны окружающей среды». «Чем больше требований предъявляет окружающая среда», тем большую адаптивность проявляет организация или система, – отмечает он. А чем более «адаптивна организация или процедура, тем выше уровень ее институционализации» [Хантингтон, 2004, c. 32]. Давление и требования могут, по Хантингтону, носить как медленный, постепенный характер, так и острый, конфликтный, часто – революционный характер.