. Можно сделать вывод, что политика становится шире системы политических институтов, и это подтверждается включением в пул понятий, описывающих сферу политики, концепта «идентичность», операционализация которого в религиозных координатах позволяет выстраивать интерпретативные схемы и предлагать инструментальные практические подходы: поиск идентичности становится равнозначным поиску смыслов и путей создания новых социальных структур [Castells, 1999; Olivier, 2009; Identity, culture… 2001; Политическая идентичность… 2012]. Это направление научного поиска все более усиливается в отечественной политической науке. Кризис политического участия, потеря структурирующей роли традиционных политических и гражданских форм солидарностей и мобилизаций, эрозия доверия к политическим формам организации общества и к политическим элитам предопределяют выход на первый план солидарностей социокультурного типа – конфессиональных и этнических. Вместе с тем религия как таковая становится все более важным измерением политических сообществ и значимым источником ценностей для людей.

Данные тенденции, концентрирующиеся вокруг включения социокультурной компоненты в интерпретацию политической реальности, и рассмотрение социокультурного фактора как одного из атрибутивных9 не только заставляют осмысливать современную политику в иных категориях, но и актуализируют новые методологические и идеологические построения и дискуссии. Эти дискуссии все чаще звучат в российских исследованиях, отражая новые подходы к пониманию религии и политики, социокультурного профиля политической теории10.

Многомерность присутствия религиозных рефренов в публичной политике – от связанных со сферой взаимоотношения человека с Трансцеденцией до институционализированных форм политической активности – расставляет акценты эпистемологического порядка, без которых невозможно теоретическое объяснение современных социально-политических процессов. Изменение логики понимания модернизации в сторону нелинейности, когда видение ее перспектив потеряло свою однозначную нормативность и представляет собой широкий спектр ценностных вариаций [Инглхардт, 2010, с. 172], обусловливает поливариативность цивилизационного ракурса исследований. С одной стороны, последний также несет на себе отпечаток просвещенческой парадигмы, с другой – все громче звучат голоса, настаивающие на том, что «культура имеет значение» [Culture matters… 2000] и что цивилизационная специфика различных типов обществ накладывает отпечаток на алгоритмы политических процессов в обществе. В данных параметрах религия как наиболее устойчивая часть цивилизационной идентичности позиционируется в основании геополитических сценариев. Данный подход характерен и для зарубежных, и для отечественных исследователей11, предлагающих методологическую базу для анализа современного социально-политического развития, его динамики, системных и структурных последствий как долговременного процесса. Один из важнейших теоретических векторов исследования взаимоотношений религии и политики – судьба традиционных теорий секуляризации: сложившаяся модернизационная парадигма исследования воздействия религиозного фактора на общество и политику, настаивавшая на том, что постепенно «религиозное мышление, практика и религиозные институты утрачивают свое значение» [Wilson, 1966, p. 14], перестает удовлетворять эпистемологическим запросам современности и параметрам реальной жизни, отражающим противоречия между политическим метанарративом Модерна и плюрализмом современности