В качестве одной из попыток комбинирования исторического и социологического институционализма в изучении Евросоюза вспомним статью американцев Нила Флигстина и Алека Стоун Свита. Они прибегают для этого к понятию «европейское поле», которое, в их трактовке, состоит из: 1) организаций, пытающихся структурировать свою окружающую среду (под организациями авторы статьи понимают институциональные структуры ЕС); 2) набора заранее установленных правил, которые ограничивают действие присутствующих на арене организаций и обеспечивают его возможность; 3) хорошо подготовленных стратегических акторов, которые используют организации для развития форм сотрудничества между не связанными между собой группами [Fligstein, Stone, 2002, p. 1211]. Иначе говоря, европейское поле для них – это политическое пространство интегрированной Европы с населяющими его институтами ЕС и стратегическими акторами.

В согласии с Бурдьё, Флигстин и Стоун Свит рассматривают здесь рыночную, политическую и правовую сферы как поля, обеспечивающие наличие свода правил, которыми структурировано определение и преследование хозяйствующими субъектами, общественными группами, юристами и правительственными чиновниками собственных интересов, включая их интересы, касающиеся изменения правил регулирования рыночной деятельности.

Спустя несколько лет Флигстин самостоятельно выступил с книгой под названием «Евростолкновение: ЕС, европейская идентичность и будущее Европы» [Fligstein, 2008], сделав объектом своего исследования европейское общество. Как экономический социолог, Флигстин настаивает, что Европейский союз – это, главным образом, рынок, а рынки формируются политическими решениями – причем не все рынки в мире похожи друг на друга.

С его точки зрения, которая заслуживает внимания, сами европейцы, как это ни парадоксально, очень мало осознают, в какой мере они уже европеизированы возникновением и репродукцией общественных полей – в политике, бизнесе, образовании, гражданском обществе, потребительском поведении, как и во многих других сферах. Он вскрывает, в какой мере европейские правила и ресурсы проникают в жизнь не только брюссельских бюрократов, но и «серфингистов в Биаррице».

При этом, по подсчетам автора, основанным на данных «Евробарометра», солидное меньшинство (более 40% европейцев) не думают о себе как о «европейцах». Средний класс держит будущее интеграционного проекта в собственных руках – но именно его представители в уязвимые моменты референдумов в Дании, Франции, Голландии, Ирландии своими голосами грозят «накренить корабль» Евросоюза. Работа Флигстина открывает путь к исследованию социологии Европейского союза – к выяснению, какие из тысяч социальных полей европеизируются, а какие нет или в меньшей степени, и к выявлению условий, при которых происходит транснационализация социальных полей.

Получается, что каждое отдельное поле (уровень) – это новое пространство доминирования в обществе и выстраивания смыслов. Таким образом, вырисовывается картина многоуровневой Европы, которая выходит далеко за рамки формальных институтов и множит властные асимметрии в самых неожиданных местах.

Для сравнения: весьма близкое к этому видение встречаем у американских социологов Пола Димаджио и Уолтера Пауэлла [DiMaggio, Powell, 1983]. Последние ведут речь об «организационных полях», представляющих собой набор организаций, которые в совокупности составляют признанную сферу институциональной жизни. Она включает ключевых поставщиков, потребителей ресурсов и производимой продукции, регуляторные агентства и прочие организации, тоже производящие подобные услуги или продукты.