Развивая свою мысль, тот же автор сообщал, что разбросанные в пределах этого политического пространства племена и созданные ими союзы формируют «субэтносы» с «собственными наречиями и героическими сказаниями» [Аль-Хасан, 2011]. Официальное издание подчеркивает: «Правители и граждане Королевства – арабы, принадлежащие к ста древним племенам, образующим саудовский народ» [Ламахат ан савабит… 1995, с. 114]. Государство, опираясь на «правительственные постановления, превращало племенные институты в орудие поддержания стабильности» [Аль Сауд, 2000, с. 108–109].
Саудовская статистика игнорирует конфессиональные особенности социума, ограничиваясь указанием на то, что «граждане Королевства – мусульмане». Вероисповедное единство предполагает повсеместную приверженность ваххабитской версии ханбализма. Но в этом социуме присутствуют также приверженцы суфийских тарикатов и последователи иных мазхабов суннизма, – немногочисленность сторонников ханифитской доктрины искупается широким распространением шафиитской и маликитской правовых школ. Осуществленная предшественником нынешнего монарха зимой 2009 г. реформа Совета высших улемов, в который были введены представители неханбалитских мазхабов, признала присутствие последователей более распространенных в суннитском исламе толкований Божественного закона.
Шииты – часть саудовского «конфессионального пейзажа». Оценки их веса в демографической структуре Восточной провинции условны: в 2010 г. саудовский шиитский клирик Хасан Ас-Саффар определял численность шиитов в пределах от 1,5 до 1,8 млн. Но и шиитское присутствие дифференцировано. В граничащей с Йеменом провинции Неджран, по оценке Х. Ас-Саффара, проживает около 500 тыс. исмаилитов, соседство Йемена предопределило присутствие зейдитов в Асире [Хивар барнамадж Аль-Минасса, 2014].
Саудовские шииты – компактно сконцентрированное меньшинство, живущее в суннитском окружении и представленное в основном двунадесятниками. К 1913 г., времени включения шиитских районов в формирующуюся территориальную политию, абсолютное большинство их населения было занято земледелием. Особенностью положения шиитов выступал не только «статус презираемых земледельцев», но и «незнание родовых генеалогий», что исключало «вхождение в систему племенной иерархии» [Ар-Рашид, 2014, с. 61–62]. Распространяя свое покровительство на новых подданных, власть поначалу была далека от введения ханбалитской доктрины в зоне их расселения.
После того как в 1926 г. возникли централизованные ханбалитские институты, на шиитов была распространена ваххабитская система судопроизводства и норм жизни, диссонирующая на фоне суннитского господства традиция подверглась преследованию. Шиитское богословие (саудовские последователи шиизма ориентировались на Иран) объявлялось «еретическим», разрушение хусейний оправдывалось «изживанием многобожия», проведение ашуры, траура по убитому в месяц мухаррам Хусейну, запрещалось. Более поздние слова ханбалитского богослова о том, что «шиитская ересь опаснее коммунизма и сионизма», доказывали, что шииты воспринимались как «политико-конфессиональные маргиналы» [Ayad, 2013]. Тому были причины, связанные с политикой, экономикой и безопасностью: в Восточной провинции сосредоточено 98% углеводородного сырья [Eastern province, 2013, p. 8]. В шиитском меньшинстве с его связями с единоверцами соседних стран правящая элита видела «пятую колонну».
Разделенность саудовского общества определялась и исторической памятью регионов. Вплоть до начала Первой мировой войны османское правительство рассматривало Эль-Хасу как часть империи. В течение 1916–1925 гг. Хиджаз был суверенным королевством (ранее ‒ османской провинцией) под