О как… Значит это не фобия и не игра детского воображения.

Интересно, вроде бы совсем маленькие, а уже столько нюансов в отношениях, что хоть сейчас садись и пиши книгу по прикладным аспектам детской психологии.

Едва Катя скрылась за дверью зрительного зала, с парадного входа впёрлась та самая активная молодежь, про которую давеча рассказывали местные чекисты.

Их было трое, от обычных обывателей они ничем не отличались, разве что у каждого на левой руке красовалась кумачовая повязка с белыми буквами «ДНД». Лица у ребят были вполне добродушные и даже где-то сельскохозяйственные, с этаким простодушно-сермяжным оттенком. То есть у человека с воображением, приехавшего в глубинку из столицы, сразу могло сложиться впечатление, что это те самые комбайнеры из одноименной песенки Игоря Растеряева. В будни они как следует поработали, а в праздничный вечер, перед тем как основательно принять заслуженную дозу С_>2Н_>5ОН, решили добровольно помочь родному городу в соблюдении общественного порядка.

Возглавлял троицу невысокий голубоглазый крепыш, этакий забавный краснощекий боровичок, по местным меркам вполне даже симпатичный, с ответственностью во взоре и с неким намёком на принадлежность к Власти в интонациях.

Хлопнув по плечу Дениса, он по-хозяйски спросил «Где Катюха?» – и, получив ответ, направился было к дверям зрительного зала… но Денис что-то негромко ему сказал и безапелляционно ткнул пальцем в мою сторону.

– Вот так ни хрена себе! – простецки удивился боровичок. – А ну…

Он подошел поближе и с минуту безмолвно смотрел на мою работу.

Портрет был почти готов, осталось нанести завершающие штрихи. Я счёл, что такое красноречиво-молчаливое созерцание – это закономерное восхищение моим талантом, и не стал выговаривать непрошенному соглядатаю за вмешательство в процесс.

Поглазев на портрет, он всё с теми же хозяйскими интонациями уточнил:

– Это для чего?

Как и подобает творческой личности, я воспринял этот вопрос в самом широком аспекте: перспективы, планы на будущее и прочие нюансы, которые внезапно открывает перед Катей внимание великого московского художника, ненароком забредшего в этот забытый богом уголок.

В общем-то понятно, что я не обязан отвечать на такого рода вопросы, но моё развитое художественное чутьё подсказало, что боровичок – это Катин брат. Он быт похож на неё и вполне по-братски проявлял заботу о ней, беспокоясь, не повредит ли Кате такое неожиданное знакомство. Поэтому я не стал вставать в позу и задаваться, а запросто объяснил, что Катя – удивительная девушка и для любого уважающего себя художника было бы страшным преступлением пройти мимо такой выдающейся натуры.

По поводу же ближайших перспектив пояснил следующее: то, что он видит, вовсе не портрет, а всего лишь примитивный эскиз (пусть сразу проникнется, каков я мастер, если у меня такие эскизы). В своей московской студии я напишу с него полноценный портрет маслом, и если он хорошо «пойдёт» на вернисажах европейских столиц, то Катю наверняка ожидает большое будущее.

То есть если у нас с ней удачно сложатся отношения, её ожидает головокружительный успех на мировом уровне.

В общем, красиво соврал, складно и эпично, такие посулы должны впечатлить любого деревенского братца.

Боровичок, однако, на всю эту мишуру даже и ухом не повел, а расплывчатое и вроде бы безобидное понятие «отношения» вызвало у него странную реакцию:

– Не понял… Это что же получается, сырок ты гамбургский… Это ты, кур-рва мааскоффская, мою Катюху клеишь?!

Сказано это было очень негромко, в диапазоне свистящего шёпота, но я всё тщательно расслышал и страшно удивился такой вульгарной трактовке развития событий.