– Кажется, Студента?

– Именно. Мы решили воспользоваться присутствием чиновника сыскной полиции и задержать их как уголовников.

Белецкий поморщился. Господи, в Париже хотят действовать как в Костроме.

– Ну и что Бахтин?

– Он отказался принять участие в операции и уехал.

– Да, полковник, хочу вам напомнить, что трижды Красильников отказывал сыскной полиции в помощи, в делах весьма важных.

– Но, Сергей Петрович, ваше превосходительство, после отъезда Бахтина социалисты не явились в назначенное место, операция сорвалась.

– Так при чем здесь Бахтин? Ему вчера вне срока государь маленького Владимира пожаловал. У вас есть данные, что Бахтин не верен долгу?

– Данных-то нет. Но некие странные совпадения.

– Совпадения – это не данные.

– Весьма справедливо, ваше превосходительство, но именно из совпадений слагается некое целое.

– Слушаю вас.

– Нам стало известно, что Бахтин и Заварзин совместно обучались в Первом московском кадетском корпусе. И были весьма дружны…

– Ну и что, со мной в гимназии тоже обучались люди, ставшие социалистами.

– Это нам известно, – твердо сказал Еремин.

Белецкий никак не ожидал подобной реакции полковника. Подумать, какой сукин сын, ему известно. Директор департамента заполыхал злобой.

– Но Бахтин и Заварзин, – продолжал как ни в чем не бывало Еремин, – были ближайшими друзьями.

– После корпуса они поддерживали отношения?

– Данных нет. Так как Бахтин вышел в Александровское училище, а Заварзин в университет.

– Маловато, маловато. – Белецкий встал, одернул щегольскую визитку. – Просто очень мало, полковник.

– Есть второе совпадение. Бахтин – протеже Лопухина. Бывший директор департамента был хорошо знаком с его семьей, поэтому принял участие в Бахтине.

– Так, так, так!

Белецкий сел за стол. Вот тебе и на! История Лопухина наделала много шума. Шутка ли, директор Департамента полиции выдает революционерам лучшего агента, самого Азефа. Конечно, здесь было о чем задуматься. Но реплика полковника в его адрес разозлила Белецкого настолько, что доводы Еремина, его совпадения не играли сейчас никакой роли.

– Кстати, Лопухин был гимназическим другом покойного Петра Аркадьевича Столыпина, – сказал вслух Белецкий, – вы меня не убедили, полковник, тем более Бахтин известен мне как прекрасный криминалист и усердный полицейский чиновник.

– Я могу идти? – Еремин встал.

Белецкий протянул ему руку, улыбнулся дружески:

– Не надо, не надо плохо думать о коллегах.

«Ничего, – подумал директор, глядя в обтянутую дорогим мундирным сукном спину Еремина, – пусть знает, как напоминать мне о Саратове».

В бытность свою саратовским вице-губернатором Сергей Петрович имел несколько прелестных связей с милыми дамами в Москве и Петербурге. Сведениями об этом и располагал Еремин, постоянно напоминая об этом Белецкому.

Еремин поднялся к себе на четвертый этаж, где располагался Особый отдел. Вход сюда был запрещен даже чиновникам и офицерам Департамента полиции. Это была святая святых политического сыска. Здесь лежали материалы не только по борьбе с революционными и националистическими группами. Здесь скрупулезно велись досье на крупнейших государственных и общественных деятелей, на аристократию и иностранных дипломатов и даже на членов императорской фамилии. Еремин некоторое время сидел у себя в кабинете, рисуя в настольном бюваре лошадиные головы. Это он делал в минуты крайнего душевного волнения. Потом он вызвал секретаря и приказал позвать заведующего наружным наблюдением надворного советника Платонова. Еремин высоко ценил этого человека, начавшего свою сыскную карьеру в московском охранном отделении под руководством великого специалиста-наружника Евгения Павловича Медникова.