Итак, надо попросить Владу присмотреть ей какую-нибудь конурку в областном центре. Там ее никто не знает, стыдить не станет. Она неприхотлива, была бы крыша над головой. А на кусок хлеба она заработает. Дочь говорила, в большом городе это вовсе не проблема. И зарабатывать можно очень даже прилично.

От мысли, что у нее будут свои деньги, которые можно будет тратить без оглядки так, как захочется, возбужденно закружилась голова, прибавляя уверенности и решительности. Но для переезда нужны деньги, и немалые, которых у нее вовсе нет. Как говорила дочь? Стартовый капитал? Ну так он у нее будет!

Надо бы позвонить Владе и предупредить, что она завтра-послезавтра приедет, но та позвонила ей сама. И тут выяснилось, что поговорка «на ловца и зверь бежит» верна на все двести процентов. Оказалось, что ехать нужно срочно, домохозяйка собралась к больной сестре и желает видеть мать своей постоялицы. Если понравится, то будет жить вместе с дочкой. Что ж, придется поспешить.

Она не станет унижаться, выпрашивая у Михаила деньги, что, кстати, совершенно бесполезно. Он скорее удавится, чем даст ей хоть копейку. Она просто продаст то, что принадлежит лично ей – корову Мурку. Михаил сильно ошибался, заявляя, что у нее здесь ничего своего нет, похоже, запамятовал, что три года назад теща подарила дочери телку-голштинку.

Порода дорогая, удойная, корову уже не раз просили продать за хорошие деньги. Оставлять Мурку все равно нельзя, кто ее будет выдаивать по три раза в день? Уж лучше продать на хутор к приехавшей с севера семье, всем будет хорошо.

Так, деньги на переезд у нее будут. Что дальше? Как быть с Васькой? Парень славный, оставлять его не хочется, зашпыняют парнишку и отец, и старшие братья. Надо будет с ним переговорить потихоньку. Что он сам-то скажет? Конечно, вот обустроится она на новом месте и сможет его к себе забрать, но захочет ли сам-то он уезжать? Здесь у него и друзей куча, и школа хорошая. Он на кружки разные ходит, ему многое интересно, в этом он на Владу похож.

Ладно, пока все равно разговаривать рано – надо продажей Мурки заняться. Мама недовольна будет, но что делать? Другого выхода нет.

Управившись с хозяйством, позвонила хуторчанам, хорошо, что в свое время записала номер их телефона, когда они по приезде просили у нее продать хоть какую-то коровку. Как она и ожидала, те обрадовались, пообещали завтра с утра подъехать на своем фургоне и сразу привезти деньги. Даже не поверили поначалу, что она им голштинку отдает.

Потом пошла в комнату к младшему сыну и, плотно притворив двери, чтоб никто ничего не услышал, сказала ему о своих наполеоновских планах. Он обрадовался, чего она совершенно не ожидала.

– Наконец-то ты созрела, мамуль! – он показал ей большой палец. – Я уж думал, ты тут вечной невольницей будешь, как негритянка на плантации. Молодец. А за меня не беспокойся, ежели сильно меня родственнички доставать будут, уйду жить к бабе Любе, ну, если уж вовсе припечет, в самом крайнем случае, к тебе в город умотаю. Хоть и не люблю я города. Душно там и скучно.

Наказав ему молчать про ее планы, Галина отправилась к себе. Сложила вещи в клеенчатый китайский баул, подняла его и покачала головой. Почти пустой, однако. Из одежды у нее ничего путного и нет. Зимняя одежка у нее старая, в городе не пригодится, там другую брать надо будет. Рабочая одежда и вовсе не нужна, коров, свиней, поросят и всякую прочую живность ей в городе обихаживать не придется.

Золотую цепочку, свое единственное украшение, подаренную родителями на восемнадцатилетие, убрала в кошелек. Денег в нем было немного – только на автобусный билет. Заранее она его брать не рискнула – в деревне все друг друга знают, пошли бы расспросы, куда да зачем она отправляется, а там бы и Михаилу донесли. Нет, лишние придирки ей не нужны.