Я очень хорошо помню то лето с Лили: в тот год она научилась плавать.
Целую неделю она купалась со специальным поясом для плавания. Каждый день я снимала с него по одному поплавку, а она не понимала, что я делала. И вообще, они казались ей бесполезными и неудобными.
Но в последний день она все никак не могла решиться войти в воду. Стояла на скале и боялась прыгнуть, хотя там было не очень высоко. А может, и очень – ребенку вполне могло так показаться.
В общем… Она закричала: «Мамочка, мне страшно», а я ответила: «Давай, доверься мне!» И она прыгнула. В поясе, но без поплавков. И поплыла!
Она подплыла, повисла у меня на шее, обхватив ногами за талию – ни дать ни взять коала, – и сказала: «Ты это видела? Мам, ты видела?! Я сама!» Она становилась большой. И я гордилась ею. Всем, что она делает. А она продолжала твердить: «Я сама».
Лили
Мне нравилось отдыхать в кемпингах. Я чувствовала себя Робинзоном Крузо. Четыре колышка, веревка, дрова – и у нас было где спать и готовить еду. Это была чудесная жизнь. Мы с мамой прекрасно справлялись. Нас было двое, и мы были счастливы. Я помогала ей устанавливать палатку, держала центральную стойку, пока она возилась с боковыми, я натягивала брезент, а она забивала колышки. Это была свобода!
Дни напролет мы плавали и ныряли – и в дождь, и в солнце. Я прыгала со скалы, забираясь все выше, погружаясь все глубже. Мама всегда была рядом, готовая поймать меня, но это были мои личные подвиги, я совершала их сама. Одна. Кажется, я вообще ничего не боялась.
Кстати, моим первым словом было «сама». Мне не исполнилось и двух лет, а я уже без посторонней помощи ела маленькой ложкой: мне показали только, как провести ею по краю стаканчика, чтобы лишний йогурт не капал на стол. Кое-что получалось само собой – например, отправлять ложку в рот или держать книгу; мне не понадобилось этому учиться. Но были и такие навыки, которые пришлось отрабатывать тайком.
Габриэль
Не знаю, почему моя дочь всегда была такой скрытной. Занималась чем-то в уголке, в своей комнате, за закрытой дверью. Ничем особенным, но она всегда окружала свои дела тайной. Я никогда не знала, чем именно она занята…
Лили
Думаю, в нашей семье просто не принято показывать, что у тебя что-то не получается, что ты не справляешься, в чем-то сомневаешься, чего-то не знаешь… Поэтому приходится притворяться. Притворяться сильной. Мы никогда не просим о помощи. Справляемся как можем. Сами. Особенно мама.
Не знаю, почему она такая. Почему и я тоже так поступаю… Может быть, я не хотела разочаровывать маму, не хотела показаться несовершенной, не способной преуспеть. Ей и так тяжело было все предусмотреть, так что лишних хлопот я ей доставлять не хотела.
Я не имела права на вопросы, только на ответы. У меня не должно было быть проблем, только решения. Не проси о помощи, а предлагай ее. Такова была моя роль. Так у нас повелось.
Поэтому я улыбалась и усиленно делала вид, что все в порядке, и довольно долго это срабатывало. В нашем дуэте пессимисткой всегда была мама. А значит, я должна была оставаться неисправимой оптимисткой.
Глава 4
Лили
Спросите любого человека, и он ответит, что хочет быть нормальным. Все хотят быть нормальными. Иметь семью как у всех – двоих родителей, братьев и сестер.
Габриэль
Я больше никогда не видела ее отца и никогда не общалась с ним. Думаю, так было лучше для всех. Мы по нему не скучали. Я понимаю, у дочери могли возникать вопросы. У других детей отцы были. А у нее – нет. Но Лили была желанным ребенком: ее ждали и любили еще до того, как она появилась на свет.