- Да, конечно. – кивнула, пододвинула вторую табуретку и уселась.

- Моя мама с детства рассказывала мне сказки про другой мир, в котором жили необычные существа и была магия. Она так красочно и детально описывала, что я верил в существование Астреи. Мы даже рисовали его с мамой. – папа вынул несколько пожелтевших от времени листов и показал красочные детские рисунки. – Но со временем я перестал верить и считал рассказы мамы просто бурным воображением.

Я вспомнила, что бабушка и мне рассказывала такие сказки. И как я о них могла забыть?

- Перед смертью мама позвала меня к себе и просила сохранить для тебя это. Она боялась, что твоя мама разворошит квартиру и найдёт. Я же не мог ослушаться и держал это в банковской ячейке. Она сказала, что ты сможешь прочесть и всё поймёшь.

Папа вытащил из пакета кожаный мешочек на шнуровке и положил на стол.

- Она называла тебя той, кто всё исправит. И дочка… Бабушка не давала нам забрать тебя, говоря, что ты должна жить с ней до десяти лет. Она говорила, что ты унаследовала её дар.

- А вы хотели забрать? – прошептала я, комкая в руках кожаный мешочек.

- Я хотел, но твоя мама считала тебя чужой, воспитанной моей мамой, да и ты на контакт не особо шла, тоже воспринимала нас чужими. Твоя мать озлобилась и всю нерастраченную любовь бросила на Лизу. Прости нас, дочка. Прости меня. Я должен был быть твёрже в решениях, должен был быть настойчивее.

- Папа, - я всхлипнула и бросилась в объятья родителя. Он тут же обнял меня и заплакал.

Мы около часа сидели на маленькой кухне и плакали. Папа много говорил, извинялся и за маму, и за себя, и за Лизу. Я тоже просила прощения за всё сразу. К нам пару раз заходил Микей, стрекотал, хмурил брови и уходил. Ближе к десяти вечера папе начала названивать мама.

- Прощай, дочка. Я знаю, ты скоро уйдёшь в тот мир. Надеюсь, мы когда-нибудь увидимся, - стирая слёзы с щёк, сказал папа.

- Вряд ли, пап, мы действительно совершенно разные. Ты тридцать три года молчал. Ты позволял маме так относится ко мне. После десяти лет вы всё-таки забрали меня, но так и не смогли стать для меня семьёй. – тихо выговаривала я. – Если у меня всё-таки получится уйти, я уйду без сожаления.

Папа промолчал, он долго смотрел на меня, поджимая губы, и когда в очередной раз зазвонил телефон, поднялся.

- Ты очень похожа на свою бабушку, будь счастлива, дочка, - выдохнул он и направился к входной двери.

Я засеменила за ним, прижимая мешочек к груди.

- Прощай, папа, - прошептала я, когда за отцом закрылась дверь. Стукнувшись об дверь лбом, всхлипнула.

Меня резко подхватили на руки и, укачивая, понесли в бабушкину комнату. От неожиданности икнула и скосила глаза.

- Микей, что происходит? – спросила, шмыгая носом.

- Детёнышу плохо, - прострекотал паук, его зрачки полностью стали чёрными, я даже задрожала немного.

Мужчина, усевшись на кровать, начал укачивать и стрекотать.

- А сейчас что ты делаешь? – с опаской спросила его вторую сущность, кажется, паук сейчас полностью доминирует, а мне настолько страшно, что я даже не вырываюсь.

- Детёныш в безопасности, детёныш должен дышать, - получила я ответ и прикрыла глаза. Дышать, так дышать. И задышала как паровоз.

Вот что удивительно, его укачивания и стрекотания как-то синхронизировались и посылали в мою сторону некие волны, от которых слёзы высохли, дыхание выровнялось и боль в груди от обиды на родителей прошла. Волны были очень даже осязаемые, я чувствовала их кожей, будто лёгкое касание крыльев бабочки. Почему-то на бабушку я не злилась, ведь она мне дала всю свою любовь, воспитала хорошим человеком, добрым и честным. Успокоившись, даже задремала в руках Микея. Разбудили меня двое лаэрдов: один рычал, другой курлычил.