Вспомнила маму и слезы заструились по щекам, непроизвольно, застилая обзор, размывая предметы. И сколько я не смахивала их, слезы не прекращались, словно горная река вышла из берегов, превращаясь в водопад. И если бы не настойчивый стук в дверь, то чуть позже перешли бы в истерику. Тетя Мария смотрела телевизор и сама двери никому не открывала, если не ждала гостей, да и шла она долго.

- Теть, я открою сама, - крикнула ей из спальни.

Кто бы это мог быть? Гостей мы не ждали, а окна, как назло, выходили во двор. Может насчет жилья? Хотя спустя сутки после объявления маловероятно.

Поспешно вытерла слезы, поплескала холодной водой на лицо из-под крана. Косынку оставила на голове, сейчас там колтун образовался и не хотелось показаться в таком виде, даже соседкам. Осмотрев внешний вид себя в стареньких, но целых трико и такой же футболке, нашла вполне подходящим, поспешила открыть дверь. Нацепив излишнее радушие на лицо, отодвинув щеколду, распахнула дверь и потеряла дар речи: на пороге стоял Он - мой работодатель.

Сердце заколотилось, как у зверушки. От неожиданности, от испуга. Что могло привести его на порог моего дома? Откуда он узнал где я живу? Ах, да, паспорт же видел. И следом тревожная мысль, отбирающая надежду: он пришел сообщить, что не может принять меня на работу!

Я невольно содрогнулась.

- Здравствуй, пригласишь в дом? – вежливо спросил Талхан Яверович.

Я все еще не могла прийти в себя от визита мужчины, стояла в проеме дери, хлопая глазами словно дундучка, позабыв о правилах гостеприимства.

- Да, здравствуйте, проходите, - тихо проговорила, освобождая проход. – Простите, что я так одета, уборкой занимаюсь.

- Это ты прости, я же без предупреждения.

Хасанов, разулся на вытертом коврике, оставив свои дорогущие натертые до блеска ботинки и прошел вглубь дома. Одетый в темно-серый пиджак и классические джинсы, он плохо вписывался в скудную обстановку нашего жилища. Мне стало стыдно за свою бедность и за то, что он видит, как я живу. А впрочем, если работодатель пришел сообщить мне плохую новость, то не имело значения, что он обо мне подумает.

Я указала ему на кухню, беспокойно соображая, не оставила ли грязную посуду на столе или неубранный хлеб. Но, к счастью, я волновалась зря.

Талхан оглядел маленькую комнату, в которой умещался обеденный стол на три места, гарнитур из четырех предметов, холодильник и электрическая плита. Я считывала его впечатления от увиденного, боясь найти в них отвращение или глубокую жалость. Оба чувства находила унизительными и внутренне настроилась отразить его осуждение, но мужчина лишь кивнул головой и, посмотрев мне в глаза, задал вопрос:

- Ты одна дома или с тетей?

- С тетей.

- М-м-м, хорошо, я по делу вообще-то.

Сердце вновь набирало обороты, мысль об отказе в должности замаячила перед глазами и слезы невольно проступили снова.

- Бажена, ты что, плакала? – наклонился ко мне заглядывая в лицо. – Что-то случилось?

- П-простите, - шмыгнула носом. - Все хорошо, Вы присаживайтесь. Может чай заварить или кофе? – спешно соображая, чем можно угостить такого важного гостя.

- Послушай, перестань суетиться, - неожиданно схватил меня за запястье, и я замерла, вытаращив глаза.

Он перевел взгляд на наши ладони и резко отнял свою, будто обжегся.

- Извини, неожиданно вышло, - поднял ладони вверх, посылая кривую улыбку. – Женские слезы на меня чрезмерно волнительно действуют.

Тут из соседней комнаты медленно вышла тетя и, увидев незнакомца на кухне, ахнула.

Талхан Яверович обернулся и выдержанным бархатным голосом поприветствовал родственницу: