– Но пока подозреваемая на свободе, от нее чистосердечное признание фиг получишь, – с полным пониманием сложной ситуации, в которой оказался Сухарев, продолжил Гоша. – Когда человек в камере закрыт, его гораздо легче склонить к добровольному сотрудничеству.

– Сам-то он как насчет сотрудничества? – спросила я. – Согласен поделиться информацией?

– Без особого энтузиазма. Рассказал мне в общих чертах то, что мы уже знали от Перевозчиковой, плюс некоторые детали. – Баринов вынул из кармана два сложенных вчетверо листа бумаги и развернул их. – Значит, так. Подругу, в квартире которой умерла Перевозчикова, зовут Алла Николаевна Брагина, проживает она по адресу: улица Советская, дом шестнадцать, квартира девяносто семь. По показаниям госпожи Брагиной, Наталья Перевозчикова явилась к ней около девяти вечера, точное время Брагина не помнит. Но звонок в службу скорой помощи зафиксирован в двадцать один ноль семь. Скорая прибыла на место в двадцать один двадцать пять. Перевозчикова к этому времени уже находилась в коме, и все реанимационные мероприятия эффекта не дали – врачу оставалось только констатировать смерть. Он же, врач, и вызвал милицию.

Александр Сергеевич положил один листок на стол и быстро проглядел второй.

– Угу, докладываю дальше. Госпожа Брагина, несмотря на то что находилась в глубоком шоке, сразу же заявила, что отравительницей является Елизавета Петровна Перевозчикова, первая супруга мужа погибшей. Ей об этом сообщила сама Наталья Перевозчикова перед смертью. Точного изложения последних слов покойной Сухарев, правда, добиться не смог, в протоколе зафиксированы варианты: «Наташа сказала мне, что ее отравила Елизавета, первая жена ее мужа» и «Наташа сказала, что ей стало плохо, как только она вышла от Елизаветы». А также: «Наташа сразу мне сказала, что это дело рук Елизаветы».

Второй лист лег на стол рядом с первым, и шеф продолжил, уже не глядя в бумаги:

– Кроме того, Евгений Васильевич добавил одну интересную подробность: патологоанатом сообщил, что незадолго до смерти Наталья Перевозчикова пила джин и ела гречневую кашу с гуляшом. Гуляш не простой, а какой-то очень острый, с приправами. И джин, и гуляш вполне годятся для того, чтобы замаскировать огромную дозу мышьяка.

– А доза была огромная? – Гошка, который успел взять со стола листки с заметками Баринова, на мгновение отвлекся от их изучения.

– Лошадиная. Даже непонятно, как Перевозчикова до подруги добралась. Патологоанатом утверждает, что смерть наступила не более чем через полчаса после приема пищи.

– Перевозчикова утверждает, что выставила Наташу около семи, – сообщила я. – Еде же тогда она поужинала? Сухарев что говорит?

– Сухарев не верит Елизавете Петровне, – напомнил Александр Сергеевич. – И считает, что ужином Наталью Денисовну угостила именно она.

– Эта дамочка, Наталья Денисовна, могла поесть где угодно. – Гоша аккуратно, по сгибам, сложил листки и вернул их на стол. – До девяти у нее времени достаточно было.

– А Сухарев… – снова заикнулась я.

– Все, что возможно, я из него выжал, – перебил меня шеф. – Где покойная ужинала, нам придется самим выяснять. – Он взял карандаш и начал ритмично постукивать им по столу. – Теперь ваша очередь, докладывайте.

Я послушно раскрыла блокнот. Сначала рассказала о нашем неудачном походе в банк, потом, сверяясь с записями, изложила содержание беседы с Елизаветой Петровной и с ее секретаршей. Гоша слушал, откинувшись на спинку стула, рассеянно кивал и не сделал по ходу моего выступления ни одного замечания или дополнения. Если кто не понял, то объясняю: это весомый комплимент моему умению передавать содержание разговоров близко к тексту.