В тот же момент мою голову заполнили странные мысли и воспоминания.

Мой хозяин говорил, что вскоре планировал немного «расширить» наши игры. Он не объяснил, что это означало. Я думала, что это будут какие-то расширители или прочие растягивающие игрушки, но теперь во мне закралась мысль, что это может быть не игрушка, а человек. Некто третий, кто включится в игры хозяина.

Я пришла в ужас от своих догадок. Страх переполнил меня, и я дернула дверную ручку. Дверь открылась, и я резко подалась вбок, чтобы вывалиться из машины.

– Ты что?! – зарычал мужчина и больно схватил меня за шиворот.

Своим движением он сильно натянул мне на шее кофту и стянул волосы. У меня аж слезы выступили на глазах, и я почувствовала удушье.

Мой новый знакомый притянул меня к себе, а затем припарковался у обочины и заблокировал мне дверь.

– Ты что действительно больная? – строго спросил он, а его голос звучал теперь как густой весенний гром. – Что ты творишь?

Я зажмурилась, пытаясь не дышать.

– Ну-ка на меня смотри, – его строгость лишала меня способности думать, и как ни странно, но я почувствовала себя чуть-чуть спокойнее. – Я сказал: на меня смотри!

Я открыла глаза и испуганно взглянула на него, а потом машинально взялась за его руку, чтобы обрести опору. Подушечками пальцев я нащупала на кисти его левой руки тоже что-то типа деформации. Однако она была обширной – на всю кисть, а может быть и на всю руку. Хоть я и не видела, что же там с его кожей, но мне почему-то казалось, что это не только не портит, а наоборот украшает этого мужчину. Такие мысли немного успокоили меня, и я даже вернула себе способность дышать.

– Теперь отвечай, – сердито продолжал он, все еще держа меня в хватке.

– П-пожалуйста… – забормотала я, заплетаясь языком от страха, – не сдавайте меня в полицию… и в больницу. П-прошу вас! Меня найдут…

– У тебя есть семья? Тебе нужно им позвонить? – продолжал допрашивать меня мужчина.

Я замотала головой с таким отчаянием, что снова разрыдалась.

– На меня смотри и больше не плачь, – прозвучала новая команда, и я достаточно легко ей подчинилась.

В голосе этого странного мужчины не было жестокости. Именно жестокость я могла различить в любой ситуации, даже когда со мной говорили на первый взгляд ласково. Но каким бы грубым голосом не говорил со мной мой новый знакомый, я ощущала за его строгостью безопасность. Что-то в нем было такое неуловимое, отчего очень хотелось быть с ним рядом.

– Покажи руки, – снова приказал он, но тут я прижала их к своей груди и замотала головой.

– Покажи, – он добавил еще больше строгости.

– Пожалуйста… – зашептала я от страха, – только не в больницу…

Мужчина насильно отнял у меня одну руку от груди и взглянул на нее.

Он достаточно сильно сжимал мне запястье и не применял ни капли жалости и аккуратности, но опять-таки я не чувствовала в нем жестокости. Его прикосновения были холодными и безразличными. Он не хотел сделать мне ни больно, ни приятно. Никак. Он просто осматривал меня.

– Ты делала себе инъекции? – спросил он, и я уверенно замотала головой.

– Это делал он?

Я закивала.

– Что он колол? – он продолжал меня допрашивать.

– Не знаю, – честно ответила я. – Я не хотела этого.

– Вижу, что не хотела, – он подольше задержался взглядом на паре синяков от уколов. – Что ты чувствовала после уколов? Спокойствие, возбуждение или опьянение?

– Апатию, – ответила я.

– Как долго он это колол? – снова спросил он, осмотрев мне вторую руку.

– В последнюю неделю, – я всхлипнула, снова вспоминая эти моменты. – Я… перестала его слушаться. Сбежала один раз. Сопротивлялась. Он стал колоть в меня это.