Вру сам себе. Я хотел отомстить за её боль, за наполнившиеся тьмой глаза, за появившуюся злую усмешку. Только мстить за это нужно было самому себе, а этого я не мог. Палачи вспомнили все подробности, каждую насмешку, каждую свою забаву. И успели пожалеть о каждой минуте, что провела герцогиня в этих застенках.
Верещащие от непрекращающейся боли безрукие и безногие куски мяса - вот и всё, во что превратились тюремные палачи. Я приказал посадить их на кол и выставить у ворот замка. Чтобы каждый на острове Правосудия понимал, что их ждёт, если осмелятся причинить хоть какое-то зло Элейне.
Палачам я впрочем, оставил выбор. Вместо кола они могли подставить шею под раскалённый металлический ошейник. Обычный, не артефакт. Выбрать палачи, уже бывшие, так как исполнять свои обязанности не могли, так и не смогли.
Сегодня я начну исправлять и затирать то бесчестье, что обрушилось на Орландских. Исправлю их позорную смерть. Впервые за века, потомки королевского бастарда будут захоронены в королевской усыпальнице. Я отдал приказ восстановить Изумрудный остров во всей былой красоте. И был уверен, что всё будет выполнено.
Не было только уверенности, что она оценит. Что захочет вернуться на родные земли... Истинная подарит исцеленье. Моя истинная причина моей непрекращающейся боли! И дело не в проклятье. Я давно перестал обращать на него внимание.
Но было и ещё одно дело. Я спустился в подвал ведьмы. Её взгляд был наполнен болью от затёкших рук и ненавистью. Ненависти по-прежнему было больше.
- Здравствуй, Джелис. - Протянул я, усаживаясь на край стола рядом с решёткой.
- Вижу, Элейна не торопится изменять дракону с тобой? - кивнула она на язвы на моей коже.
- Да, в её глазах, дракон больше меня заслуживает верности. И в этом, как и в её страданиях, есть и твоя вина. Согласись. - Лениво перебирал я пузырьки на её столе, ища знакомые названия.
- Моя вина? Страдания? Да что может знать эта кукла о страданиях? - взвилась ведьма. - Детская прихоть. Она знает о законе. И в любой момент может просто кивнуть, и к её ногам ты положишь империю. Но девочке хочется поиграть в обиды! Твой ублюдочный папаша уничтожил не просто мою семью, а всех, кого я знала! У меня на глазах! И это была поганая смерть. Что Элейна знает о насилии и издевательствах? Об унижениях? Ей не пришлось, как мне, доказывать твоему отцу своё смирение перед всеми! Что она может знать о горе? Она хоть раз сама готовила зелье, чтобы сбросить дитя для самой себя? А я варила! Вот здесь, под присмотром твоего отца! И корчилась после! Тоже на его глазах. Но разве хоть раз он был ко мне милосерден? Снисходителен? Нет. Его снисхождение закончилось на матери его бастарда. Его чувства были отданы его паре, твоей матери. А мне была дарована его жестокость, его жажда крови и чужих мук!
- Какая грустная история. - Улыбнулся я, найдя то, что искал, среди зелий ведьмы. - И вот знаешь, уверен, что Элейна, та, какой она была до той ночи, стребовала бы для тебя свободу. Что ты так удивлённо таращишь глаза? Сострадание и милосердие наполняли её сердце, даже к тем, кто и внимания её не заслуживал. Но я хочу поделиться с тобой своими сомнениями. Привычка. Видишь ли, я выбрал трон. И одной из самых серьёзных угроз моему правлению был Орландский. Тут я молодец, добился, чего хотел. Изумрудный остров в руинах, сияющие доспехи Орландских потускнели под ложью и клеветой, образ мудрых и справедливых правителей померк. Но оказалось, что трона мне мало. Власть не утоляет моей жажды. Пламя полыхает в груди днём и ночью, не давая распрямить плечи, вдохнуть полной грудью... Мне нужна Элейна. Наивная, доверчивая, свято верящая в своего Лиарда. Но... Я ведь добился, чего хотел, и Изумрудный остров в руинах, а Орландские пали оклеветанными. Я уничтожил Орландских. Я допустил, чтобы Элейна увидела грязь этой жизни. И от мысли, что это я отдал её в руки палачей, что ждал, когда угаснет герб её семьи, а не рвался забрать её из этой тьмы, внутри растекается колючая лава. Что там проклятье! У меня внутри сожжённое кровавое месиво! Скажи это ведь то зелье, которое не даёт умереть, какую боль не испытывал бы человек?