Концерт должен был начаться в семь часов вечера. Но, как выяснилось, меня ждал неприятный сюрприз. Опять не спросив меня, боевая троица – Каору, Масаки и Мария, назначили какую-то пресс-конференцию за два часа до концерта, чем меня очень разозлили. Ну не публичный я человек. Хрен знает, как на концерте я буду перед таких количеством народа, а они еще бензина в огонь подливают со своими журналистами. Пришлось всем троим сильно постараться, чтобы уговорить меня на такую авантюру. Но блин, женщины, конечно, если что-то хотят, то добьются. В конце концов я сдался, предупредив их, что если вопросы мне не понравятся, отвечать они будут сами. Меня заверили, что я могу не переживать, и все будет без сюрпризов.

Ага… как же… В результате, когда после обеда мы прибыли на пресс-конференцию, все трое ее инициаторов имели весьма бледный вид, так как она началась с весьма неприятных вопросов. Во-первых, почему-то вообще мои менеджеры считали, что никто до сих пор не знает о том, что Кенто Фудо и Кенто Каядзаков или Каядзаки, один и тот же человек? А в академии когда у меня брали автографы? А то, что слухи распространяются быстрее скорости света? Нахрен вообще такая пресс-конференция нужна?

Задавшая первый вопрос девушка из какого-то труднопроизносимого женского журнала, хотела знать, почему вообще японский род вдруг стал российским, да еще с такими преференциями. Пока мои организаторы засунули языки в одно место и пытались переварить столь неожиданное начало беседы, я объяснил тупорылой блондинке, что разговор на мероприятии идет о музыке, и на иные вопросы я отвечать не буду.

Но тут последовал новый вопрос, теперь от какого-то длинноволосого мужика с телевидения, причем о том, какие у меня отношения с родом Распутиных. Понятное дело он узнал о том что никаких отношений с этим родом у меня нет… а следом второй или, точнее сказать, третий вопрос – почему Кенто Фудо вдруг стал Кенто Каядзаки и что теперь изменится. Я хотел правильным «русским» языком пояснить, что ни хрена не изменится, но тут в дело наконец включились разозленные и бросавшие на меня виноватые взгляды девушки. Слава богам, больше коварных вопросов не было, а та самая блондинка, похоже, уже пожалела о своем вопросе и, втянув голову в плечи под прожигающем ее взглядом Булатовой, постаралась, как любили говорить в моем древнем мире «прикинуться ветошью и не отсвечивать».

Так что на вопросы о своем творчестве и творческих планах я отвечал спокойно. По крайней мере люди, задававшие их, были явно доброжелательны и хотели услышать нормальные ответы, а не спровоцировать меня на какую-то сенсацию, как первые двое. Короче, началась пресс-конференция за упокой, а закончилась за здравие. Обычно наоборот бывает, но у меня всегда все не так как у людей.

В шесть вечера журналистам объявили, что надо и честь знать, и я отправился готовиться к концерту. По пути поручкался со своим отрядом, который специально ждал меня, чтобы поддержать. Ну а после они отправились в зал, а я в сопровождении двух менеджеров и своих эолок, которые заявили, что будут рядом со мной за сценой, с гитарой на плече, отправился на свой первый в жизни концерт.

Когда я появился за кулисами, у меня гитару подхватили двое неприметных мужчин из числа обслуживающего персонала и отправились на сцену настраивать, вызвав шум и крики в зале. Мне тем временем сообщили, что народу уже полно. А до начала концерта еще пятнадцать минут…

– Да непросто полон! – появилась Булатова с свежими новостями, – он битком! Шесть с половиной тысяч билетов продано! Учитывая, что они недешевые, ты уже пару миллионов с одного концерта заработал. – Она восхищенно прищелкнула языком, – и все при том, что билеты практически разлетелись за полтора дня. Чтобы лишний билетик спрашивали, такого я и не припомню. Тебе нужно с туром прокатится по Российской империи… денег соберешь…