Он наклонился и впился в рот поцелуем, пожирая губами, сводя с ума движением языка. 

Мой первый поцелуй подарен бандиту? Да как он смеет?! Какое отношение поцелуй имеет к танцу! Оттолкнула его и врезала со всей силы, тяжело дыша, проклиная взглядом. Я мечтала, что поцелую своего парня. А он украл! 

Музыка стихла, звонкая пощечина эхом звенела на весь зал. 

- Как ты смеешь, грязная шлюшка? - он больно бил словами, как хлыстом. Рыча, придавил меня ещё сильнее.

- А ты? Как ты посмел целовать меня, придурок! 

- Бессмертная что ли? Думай, кому и что говоришь! - он больно сжал шею пальцами, если он захочет, то может свернуть мне её, как котёнку. От страха потряхивало, я подняла руку на бандита прилюдно, и теперь я труп, он не простит такое.

8. Глава шестая. Максим

Огни встречных машин слепят, я гоню на всей скорости, только за рулём своего Гелендвагена чувствую себя живым. 

В остальное время кажется, что чувства просто атрофировались. Иногда злость посещает меня, но это редко. Бывает, что я специально ищу косяки, за что бы мог разозлиться, но чаще это невозможно. Все так боятся моего гнева, что стараются не делать ошибок. 

Было время, когда я был счастлив, лет так в девять. Мой родной отец работал на заводе обычным сварщиком шестого разряда, в тот наш последний день он водил меня на новогодний спектакль, билет ему выдал профсоюз. Я сидел на коленях у отца, с интересом смотрел на сцену, счастье переполняло меня, я помню то состояние, когда сердце замирает, а потом бьется часто-часто. 

А вечером его забрали менты. Шавки легавые! Кто-то подбросил в наш огород биту, которой убили человека, а обвинили в этом отца. Только через неделю его отпустили под подписку о невыезде. 

Он признался! Ага, конечно! Чёрта с два он мог кого-то убить! Эти уроды просто выбили из него признание. Я смотрел на него и не узнавал, это был призрак того человека, которого я знал. 

Эту неделю я сидел с соседкой тетей Машей. Мы оба верили, что это недоразумение, и всё разрешится. Матери у меня не было, она бросила нас, когда мне был год. Для меня всем был отец, мне вполне хватало его любви.  

Я думал, всё наладится, но утром нашел его в петле. Отец не смог бы жить с клеймом убийцы, он был честным человеком. Тётя Маша обнаружила меня вечером, я сидел, раскачиваясь из стороны в сторону, перечитывал записку. 

«Сынок. Прости меня, что оставил одного. Меня всё равно посадили бы, а я не смогу жить в тюрьме. Знай одно: твой отец ни в чём не виноват. Будь всегда честен. Я любил тебя»

Любил... Любил... 

Его слова эхом проносились в голове. С каким-то больным равнодушием я смотрел, как новогодние огоньки пляшут на посиневшем лице отца.

Полгода я не разговаривал, надо ли говорить, как несладко жилось в детдоме с клеймом сына убийцы и с тем, что я никому ничего не мог сказать? 

Среди детей-волков пришлось жить по законам стаи. Я не говорил, но научился отвечать кулаками. Озлобленный на весь мир, я завоевал уважение. 

Потом мне улыбнулась фортуна. В детский дом пришёл с благотворительным визитом Сергей Косарев. Видимо, замаливал грехи. Мы сразу почувствовали эту невидимую связь друг с другом. Матерый волк, хозяин города, не знающий пощады, и я, маленький волчонок. 

Сергей в молодости стерилизовался и не мог иметь детей. На то были причины, его сына в лихие девяностые порезали, как поросёнка, куски разбросали по всему городу. Тогда он превратился в монстра, по городу лились реки крови. Виновники, и все, кто хоть как-то был причастен к этому, были жестоко наказаны. Сергей захватил власть в городе, потом во всей области.