И вчера, в универе, стерва языкастая меня снова уделала. Член у меня маленький. Можно подумать, она проверить успела, оценить. Но успеет, все равно так, как я захочу будет. Оценит, насколько немаленький, со всеми практическими последствиями.

— Только не говори, что лимонадику пришел попить, — меня из размышлений о планах наполеоновских выдернул голос друга, раздавшийся так близко, что я от неожиданности поперхнулся. Ромыч меня даже по спине демонстративно похлопал, да так, что я чуть было собственные легкие не выплюнул. Рука у него тяжелая.

— Да харе, — толкнув друга в грудь, я отложил бокал на барную стойку и, бросив взгляд на Ангела, упрямо, с вызовом уставился на Ромыча. В кровь моментально выплеснулась изрядная доля адреналина, полилась по венам, забурлила в крови, у меня даже колено ныть перестало, а оно почти сутки ныло.

— Что тут делаешь? — нарочито спокойно поинтересовался друг, правда, не забыв сжать кулаки, будто бить собирался. Ну попробуй-попробуй. Я может и покалеченный, а люлюй нахерячить могу отборных, правда, отхватить я тоже могу знатно.

— Сок пью, не видишь? — усмехнувшись, я кивнул на полупустой бокал, покоящийся на барной стойке.

— Больше нигде не наливали? — не без иронии в голосе продолжил Ромыч.

— Апельсинового не было, — я продолжал упрямо смотреть ему в глаза, он в свою очередь достойно выдерживал взгляд.

— В супермаркет сходить не пробовал?

— А я свежевыжатый люблю, — я пожал плечами.

— Здесь он из коробки, с водичкой разводят.

— Да? А я думал натуральный, на вкус, как настоящий, — строить из себя кретина все же не лучшая стратегия, но я зачем-то продолжал дурака валять.

— Жек, может хватит? Мы же договорились, я честно выиграл, — он посерьезнел как-то быстро, на меня с укором во взгляде глянул.

И, наверное, вот где-то на этом моменте, в каком-нибудь сопливом кино у героев совесть просыпается, а моя… Моя благополучно спала, и глазом не моргнув. Не чувствовал я вины, умом все понимал, конечно, а вины не чувствовал.

— Честно, — я кивнул согласно, — но я передумал.

Он почти никак на мои слова не отреагировал, только взглядом таранить продолжил. Потом, покачав головой, заговорил наконец.

— Уверен?

Я промолчал. Не люблю я долгие пафосные диалоги. Все что надо, я уже сказал, честно выложил правду на стол. А правда в том, что стерва эта меня чувствовать заставляет, и есть в ней что-то, что приглушает во мне раздирающую, ноющую боль внутри. Я, наверное, впервые со дня смерти матери, вообще хоть что-то, кроме адской тоски почувствовал.

— Эгоист ты, Жек, только я тебе уступать в твоих хотелках не собираюсь. Она со мной будет, — его тон сквозил издевкой.

Я сам не понял, как с места подскочил, позабыв о травме. Боль прострелила тело, от колена и, казалось, до самого мозга. В глазах потемнело, в виски ударил оглушительный грохот собственного пульса.

— Сука, — прошипел я сквозь стиснутые зубы, и схватился за стул, с которого минутой ранее соскочил, не подумав.

— Это тебя карма настигла, Волков, — издевательски заметил Ромыч, но все же помог мне забраться обратно на стул.

— Да пошел ты.

— Пойду, — он усмехнулся, — гулять с Линой пойду, а ты сиди тут, наслаждайся свежевыжатым соком из коробки, — хохотнув, этот гондон штопанный, развернулся и молча направился к своему столику.

Стервочка, бросив на меня взгляд, быстро перевела его на Ромыча, и на лице девчонки вновь засияла эта идиотская улыбка. А меня от бешенства и ярости на части рвало потому, что наблюдать вынужден, как он ей что-то на ухо шепчет, и она, кивнув, с места своего поднимается. Я им в спины удаляющиеся пялился до тех пор, пока из они из виду не скрылись, что, в общем-то, совершенно не помешало Ромычу повернуться и сложив пальцы в весьма красноречивом жесте, меня послать без слов.