Только другу он тогда открыл свою душу, о чем ни разу не пожалел. Наверное, если бы в тот момент Даниил не поддерживал его, не беспокоился, не приезжал несколько дней подряд, Виктор бы не справился. Просто спился бы. Или стал наркоманом. Снова опустился бы на дно как тогда, когда узнал о предательстве людей, которых считал родителями.
Но Даня оказался тем поплавком, тем спасательным кругом, за который всё же удалось ухватиться, чтобы не скатиться по наклонной. Как когда-то спас его Митяй...
И даже когда уехал вслед за любимой девушкой, Даниил не забывал звонить. Почти каждый день. На протяжении нескольких месяцев.
Они больше ни разу не заговорили об Арине, но Виктор знал, что друг прекрасно понимает, на чём зациклены сейчас все его мысли. Просто тактично молчит, не заговаривает об этом. Не спрашивает. Щадит его...
И наверное лишь благодаря этой поддержке, пониманию, что ты хоть кому-то нужен и важен на этой земле, Виктор справился.
После возвращения Дани они стали видеться, но не часто. Один раз Даниил даже взял с собой Тому, прекрасное юное создание, которое чуть ли не носил на руках. И в тот момент Виктор вдруг ощутил жгучую зависть, что у него самого уже никогда не будет шанса вот так позаботиться о своей Багирке, проявить всю ту нежность и ласку, на которую она заслуживала.
А ещё совершенно иррационально его накрыла странная ревность к Даниилу. Нет, не как к любимому человеку, Виктор никогда не испытывал тяги к представителям своего пола. А как к другу, внимание которого теперь нужно будет делить с этой вот нимфеткой.
Странно, что подобные мысли не возникали у него до того, как он не увидел Тому, хотя Даниил тогда был намного дальше от Виктора территориально. А сейчас, когда они могли видеться хоть каждый день, почему-то стало тоскливо и больно.
И Даня видимо всё это понял из его настроения. Больше не брал Тому с собой на их встречи, за что Виктор молча, но был ему искренне благодарен.
Лишь пару раз друг снова причинил боль, заговорив о том, о чём хотелось, но не получалось забыть. Первый - когда сообщил о беременности Томы.
- Я знаю, что тебе сейчас больно, - добавил, - но всё равно рано или поздно ты узнаешь. Поэтому лучше я скажу сам, чем всплывёт откуда-то.
Виктор тогда лишь молча кивнул, устремив невидящий взгляд в окно ресторана, где они встречались.
За окном был холодный безснежный февраль, по стёклами стекали струйки непрекращающегося дождя. Как тогда...
- Я тебе больше того скажу, - продолжил Даниил, решив, видимо, добить на месте. - Гордей с Лолой тоже ждут пополнение. Но у них же там всё сложно, ты ж знаешь...
Да. Виктор знал. Знал, что в их клубе случилась тогда ужасная трагедия. Ещё одна. Та, что он допустил, хоть и не был в тот день рядом...
Но Лола хотя бы осталась жива. Более того, простила Гордея и приняла его. И у них даже были дети...
А он...
Если бы не был таким уродом, тоже мог бы через несколько месяцев взять на руки своего ребёнка...
После того разговора Виктор отходил долго. Несколько раз порывался к бару, где стоял алкоголь, но каждый раз тормозил себя. Нет, он должен это вынести без каких-либо приглущающих сознание средств. Снова переболеть, в очередной раз перестрадать и принять для себя ситуацию, что у других жизнь продолжается. Что другие могут и будут заводить семьи, рожать детей, радоваться их маленьким и большим победам... Другие. Не он...
Тем страшнее показался ему ещё один разговор с Даниилом. Друг тогда приехал какой-то немного не в себе. Дёрганый. И на вопрос о том, что случилось, ответил, что роды на дежурстве были очень сложные.