А ещё Виктор тогда получил огромное наследство, равное доле родного сына...
И теперь, лёжа ночами рядом с Багиркой, только эти воспоминания не давали скатиться в бездну, держали его от разрушительных действий, помогали хоть немного успокоиться.
Но утром он вставал с измятых простыней совершенно обессиленный. И понимал, насколько влип в эту девочку, которую когда-то всеми силами пытался вытравить из себя. И что ещё немного - и он сорвётся...
9. * 9 *
Прошло почти две недели с того момента, как Арина потеряла сознание и не приходила в себя.
Последние несколько дней медсестра приезжала только трижды в день, чтобы произвести какие-то процедуры. А потом уезжала, оставляя Виктора наедине с Ариной и своими мыслями.
И он думал. Вспоминал. Тупо пялился в пространство и зависал в своём внутреннем мире, забывая о времени и делах.
Вспоминал всё подряд, снова и снова переживая моменты их немногочисленных встреч. Пытался понять, в какой момент всё пошло наперекосяк, и не мог. Потому что эта девочка, лежащая сейчас в его постели, была полным исключением из правил. Поэтому и невозможно было уловить, где же была допущена ошибка. Или ошибки...
В какой-то момент ему, наоборот, казалось, что он всё делал правильно. Что всё было логично и чётко. И тут же, словно на живое напоминание, бросал взгляд на Арину, без движения лежащую вот уже тринадцать дней, и понимал, что поступил не просто неправильно, а ужасно беспечно и халатно. Возможно даже преступно.
И непоправимо...
Снова, словно заклинание, он мысленно обращался к ней, прося прийти в себя. А иногда шептал вслух:
- Багирка, очнись! Милая моя... Ты не можешь бросить меня...
Конечно же она его не слышала. Иначе сразу бы пришла в сознание, настолько искренне звучали слова мужчины.
Он знал, был уверен в том, что Арина очнётся. Только ни он, ни она после этого уже не будут прежними. Даже если она когда-нибудь сможет простить, то забыть - вряд ли. Да они оба не забудут. Ни он, как прогибал её, доведя до нервного срыва, ни она...
И неопределённость, которая нависла над ним, словно домоклов меч, всё больше и больше вгоняла его в мрачную решимость разорвать отношения. Как бы это ни было больно, он просто обязан был отпустить на волю свою Багирку. Нежную, ласковую, доверчивую кошечку, которая так ни разу и не показала свои коготки...
Зато в один из вечеров в рано сгустившихся сумерках к нему пожаловала та, кого он уже и не ожидал увидеть. Та, что не объявлялась в течении почти двух недель, чтобы узнать о самочувствии сестры. Не звонила, не писала. А теперь...
Через домофон он открыл входную калитку, впуская в дом гостью и усаживаясь в гостиной на кресло, возле которого так и валялись на полу две подушки.
- Я тебя не звал, - сказал Виктор, почему-то раздражаясь именно от вида этих подушек, на которые теперь уже вряд ли опустится хоть одна из девушек. - Зачем ты здесь?
- Хочу узнать, как Арина. Мать волнуется. Я сказала, что у Арины сломался телефон, наплела ещё кучу всего. Но так не может продолжаться до бесконечности.
Точно. Арина же о матери постоянно беспокоилась.
А телефон? Наверное просто сел у неё в сумочке. А он и не подумал зарядить и что-то кому-то сообщить.
И от очередной допущенной им оплошности раздражение стало сменяться какой-то тихой яростью.
Почему, почему после появления в его жизни Арины он всё делает как попало? Словно его сглазили! Словно он, увидев сестёр в кафе и решив поиграть с ними, получил какое-то проклятие свыше.
- Арина стабильно, - ответил Виктор резко, переведя взгляд на тёмное окно, за которым начинался холодный промозглый осенний дождь, сбивавший остатки листвы с деревьев. - Она всё ещё без сознания, но показатели нормальные. Врач говорит, что скоро должна очнуться.