Я стою на пороге, придерживая дверь, и смотрю ему вслед. В горле застревают невысказанные насмешки.

Нет, впечатление на меня произвёл не его странный жест, а багровая кровь на его ладони, которой он зажимал плечо. Думаю, он и сам не понял, что я увидела.

Ведь я не могла ударить его дверью… до крови?

Не могла. Я могла поставить синяк, но не нанести рану.

«Или что-то сделать со свежей раной», – счастливым тоном подсказывает Демон. Мне кажется, его будоражит вид крови – лучше всего, чужой, не моей. При виде моей он прячется, будто боится ее или брезгует.

Шум улицы снова наполняет мою голову – тишина отползает, и я глубоко вдыхаю сырой воздух.

Домой я возвращаюсь благополучно, без приключений.

Полночи я работаю над портретом сестры Стаса – впервые за долгое-долгое время. Выходит небрежно – сказывается долгое отсутствие практики, но я знаю, что выложилась на все сто. И я рада, что мои пальцы всё помнят.

Я засыпаю под утро, с улыбкой, под одеялом, с приятной и такой знакомой тяжестью, которая наваливается после бессонной ночи с кистями и карандашами.

Кроме портрета незнакомой мне Эллы у меня есть набросок парня в капюшоне. Я запечатлела его в себе в тот момент, когда он обернулся ко мне, приложив палец к губам.

Мне интересно увидеть его лицо.

Но как же это глупо.

25. Глава 24

В воскресенье снова ярко сияет солнце – дожди и холод отступили под напором его лучей. Цветов от Поклонника так и нет. Он куда-то пропал – так же внезапно, как и появился. Это из-за того, что я за ним погналась? Из-за того, что не открыла ему дверь в ту ночь? Из-за Стаса? Как знать.

Если бы не Алиса и не медленно увядающие цветы в моей спальне, я думала бы, что сошла с ума и выдумала себе всё. Я ведь действительно странная. Сколько ни убегай, сколько ни ставь преград, но признаться самой себе в этом всё же нужно.

Я не помню своего детства.

У меня есть свой Демон и мания преследования.

Мне снятся странные сны с Монстром.

Мне дарит (или дарил?) цветы странный человек.

Я совершила непростительную ошибку в прошлом.

Но сегодня я не хочу об этом думать – я очень устала от мыслей и стараюсь нагрузить себя по полной. Учеба снова меня спасает, хотя на какое-то мгновение я опять задумываюсь над тем, принесет ли мне удовлетворение моя будущая профессия.

Рисовать мне нравится гораздо больше. Дело не в том, что быть художником лучше, чем помогать детям, работая с их когнитивной и психо-эмоциональной сферами. Дело в том, что мне больше нравится рисовать. И сегодня я отлично это понимаю. Руки сами тянутся к карандашам, я даже пытаюсь изобразить Стаса. Но почему-то не получается – всё не то, а в конце и вовсе ломается карандаш. Зато я присылаю ему фото портрета, и он радуется – говорит, Элла получилась великолепно.

«Сколько стоит твоя работа? – спрашивает он.

«Столько, сколько стоит работа человека, обучающего других кататься на скейте», – отвечаю я.

«Ангелина, я же серьезно».

«И я. Ты обещал меня научить:)»

«Научу. Всегда выполняю свои обещания».

Сегодня встретиться у нас не получается – у Стаса какие-то дела дома, и мне остается лишь порадоваться за него. Мне всегда нравились большие семьи, а у него именно такая. Большая и дружная.

«Давно ли зависть стали называть радостью?» – спрашивает Демон. И я отгоняю его прочь. А еще я начинаю заниматься аутотренингом.

Утро понедельника снова обходится без цветов. Почему-то меня это раздражает. Поклонник решил пропасть или выжидает? В любом случае мне хочется послать его далеко и забыть о нем. Увядших цветов всё больше, новых нет. Ряды моей оранжереи редеют. Мне приходит в голову, что Поклонник обиделся на меня за то, что я отдала те розы из стеклянной коробки девчонкам. Но откуда он об этом узнал? Следит? Или просто ошивается где-то поблизости?