- Каком монастыре?

- Монастыре, куда отдают всяких убогих, больных, бесноватых, юродивых, отвергнутых, одержимых дьяволом и нечистой силой и учат смирению, изгоняют дьявола и приближают к Богу. Молчать ты должна. Обет давала, что слова не произнесешь. Лишь поэтому живой осталась. В тебе живет голос зла.

- Ничего я и никому не давала. Я…, - черт, с ней можно даже не разговаривать.

- В день совершеннолетия постриг принимаешь и голос отдаешь Всевышнему вместе с языком. Молчальницы немые.

- Почему они решили, что я зло? Почему отдали меня в монастырь? Что со мной не так?

- Так на тебе печать мрака. Никто с твоим цветом глаз не рождался веками. С тех пор как сожгли Клеменцию Блэр…у нее глаза были, как у тебя светло-зеленые. Дьявольские глаза, звериные.

Я нервно рассмеялась. Нет. Этого не может быть на самом деле. Не может быть, чтобы…чтобы я слышала по-настоящему весь этот бред!

- Это и все? Просто цвет глаз? Только за это?

Женщина ухмыльнулась и прижалась лицом к решетке.

- Ты и правда притворяешься, что ничего не помнишь? Или это ведьминский трюк? Так от меня ничего уже не получить. Я уже даже не олла я отработанный материал. Меня утопят в Эглане за прелюбодеяние.

Она снова расхохоталась уже истерически и сползла в свое сено.

- Присвоят себе моего мальчика, а меня…меня умертвят, и он никогда не узнает, кем была его мать. 

Я не понимала, о чем она и кто такие эти оллы…или как она назвала это слово. Но ее отчаяние в эту минуту было таким сильным, что я ощутила его на физическом уровне.

- Может быть…будет ведь суд, да? Я слышала они говорили о суде и о каком-то герцоге Ламберте. Может тебя помилуют, может он выслушает тебя и…

Она то ли зарыдала, то ли засмеялась снова. Я не видела больше ее лица.

- Кто помилует? Этот дьявол? Это исчадие ада? Да он скорее придумает способ принести как можно больше страданий, как можно больше увечий и душе, и телу.

Он сама лють лютая. Нет зверя страшнее и твари более опасной и жестокой, чем …чем этот ублюдок!

Я, тяжело дыша, смотрела на нее, и вся моя надежда на предстоящий суд таяла так же, как и надежда, что я вот-вот очнусь от этого безумия.

- Кто такие оллы? – тихо спросила я скорее для того чтобы просто что-то спросить. Потому что на меня наваливалась тяжесть всего происходящего, и я уже с ней не справлялась. Я чувствовала себя больной и… сумасшедшей.

- Никто…ничто…сосуды, вынашивающие семя богатеев. Хуже шлюх. Олла -просто вещь. Ее трахают пока не обрюхатят, а потом уничтожают за ненадобностью после рождения ребенка.

Резко повернулась ко мне, цепляясь за прутья своей клетки.

- Все знатные женщины Адора бесплодны они либо не вынашивают, либо рожают мертвых детей. Они думают, что об этом никто не знает…уничтожают каждого, кто пронюхал их тайну. Клеменция Блэр – твоя прапрабабка прокляла их до сотого колена!

Издалека послышался топот ног. Кто-то спускался по лестнице и женщины тут же вскочила и вжалась в стену. Трое мужчин в черных плащах с капюшонами пришли в сопровождении двух стражников с копьями. Они вытащили несчастную с ее клетки. Она кричала и рыдала, умоляла их пощадить ее, просила отрезать ей язык, если не верят, что она будет молчать. Но ее никто не слушал ее волокли по полу за волосы как мешок, а я смотрела вслед и чувствовала подрагивание во всем теле и замерзание затылка, как и шевеление волос.

Этого не могло происходит на самом деле…но происходило.

***

Её монашеское одеяние навевало тоскливые мысли, при виде черного сукна с серыми вставками и белого воротника хотелось тот час отвести от нее взгляд. Длинные каштановые волосы спрятаны под чепец, а тонкие пальцы перебирают четки. Размеренно и очень медленно, отщелкивая какой-то мотив.