Только подумала о нем, как в кухне засвистел чайник, значит, подруга хозяйничает. Я потянулась и сразу вспомнила о ноже, начала искать его под подушкой, но там было пусто. Свесившись с дивана, я обшарила пол, переставила тапочки – нет ножа. События вчерашнего вечера расплывались, как краски в воде, может, и гостя ночного я выдумала?

Пока терла глаза и распутывала волосы, дверь приоткрылась, в комнату проник запах кофе, а потом вошел Шадар с чашкой в руках.

– Выспалась? – буднично спросил меня.

– А где Айза? – я закуталась в одеяло, делая вид, что не намерена покидать диван.

– Отправил в магазин. Люблю кофе со сливками, а у вас только молоко. Хочешь?

– Что?

– Кофе. Сейчас принесу.

Он как будто шел на примирение, но я держалась настороже. Его вкрадчивый голос и мягкие манеры больше меня не проведут. Шадар непредсказуем и порывист. Живет сиюминутными прихотями, не заботясь о чувствах других.

Я взяла со спинки дивана пульт и включила телевизор. Первое же сообщение заставило на время забыть личные переживания. Диктор с трагическим лицом сообщил, что в новогоднюю ночь было совершено покушение на заместителя главы парламента Саржистана. Этот политик всегда яростно осуждал переворот в Махрабе и требовал усиления наших границ российским миротворческим контингентом. А сейчас он с тяжелыми травмами лежит в реанимации лучшей столичной клиники.

Шадар опустил рядом с моим диваном табурет, на котором стоял поднос с кофе и бутербродами.

– Угощайся, Мариам!

– Вы слышали новости? – небрежно спросила я, чтобы хоть что-то сказать в ответ.

– Грязная работа, – заметил Шадар, усаживаясь на ковер возле табурета.

Намеревался разделить со мной поздний завтрак? Я поспешно забрала свою чашку с подноса и отодвинулась подальше.

– Почему грязная?

– Кто же так работает? Один задержан, двоих расстреляла охрана. Фанатики!

Я не поняла, кому адресовалось последняя реплика, но не стала уточнять, отхлебнула кофе, заметив, что он приготовлен так, как мне нравится – много молока и сахара в меру. Шадар умеет мысли читать?

Какое-то время он лениво жевал бутерброды с сыром и колбасой, следил за сменой кадров на экране, потом, не поворачиваясь ко мне, спросил:

– Сердишься за вчерашнее?

Я задумалась, прежде чем ответить.

– Наверно, я должна быть вам благодарна за урок. Нельзя никому доверять. Особенно чужим гостям ночью.

– Мы ведь уже перешли на «ты»? Зови просто Шадар, как Айза.

– Может, и мне дядей вас называть? – смело бросила я, крепко сжимая остывающую чашку.

– Это лишнее. И повода не будет. Я надолго уеду. Ты рада? Потерпи до семи вечера.

Он внимательно посмотрел на меня, и я не стала смущаться своего неумытого лица и сбившихся волос. Мне больше не хотелось ему нравиться, напротив, охватила жгучая досада за вчерашний порыв.

Наверно, такие, как Шадар, видят в женщине только предмет забавы и удовольствия. Ведь Айза намекала, что у него нет дома, нет родных, он кочует по странам и городам, как бродяга. Правда, с солидным счетом на карточке. «Все можно купить. Назови цену!»

– У тебя красивые глаза, Мариам.

– А у тебя они разного цвета…

– Я знаю. Но ты первая, кто мне об этом прямо сказал. Все твои слова идут от сердца.

– Разве это всегда хорошо?

– Думаю, нет. Но оставайся такой же искренней и чистой. И не держи на меня зла.

Я не ответила, демонстративно отвернулась к телевизору, где показывали, как группа активистов собралась на главной площади столицы, чтобы выразить протест возможным беспорядкам в стране.

Шадар вздохнул, гулко поставив пустую чашку на металлический поднос в пятнышках ржавчины.