Девушка взглянула на наручные часы и сказала:

– Зайду за тобой через час.

Она ушла, а я понуро побрела обратно к своему новому жилищу.

Вета, как и обещала, зашла за мной перед ужином. Не с пустыми руками. Она принесла мне чистые сменные вещи – хлопковые серые штаны, свободную футболку в тон и нижнее белье.

– Все вещи новые. Тебе повезло, Птичка. Обычно новички донашивают одежду за кем-то.

– Да я просто любимица судьбы, – сыронизировала я, принимая дары.

– Не язви. Все не так уж и плохо. Многим сейчас приходится намного хуже.

Если Вета хотела меня пристыдить этими словами, то у нее получилось. Я сложила одежду на кровать и покорно вышла вслед за ней.

– Почему ты называешь меня «птичкой»? – поинтересовалась я по дороге.

Вета повернулась ко мне, ее взгляд был лукавым.

– Ты такая маленькая и худенькая, словно птичка, – ответила она.

– Ну, да, конечно, – усмехнулась я. – Прям крошечка.

– И очень пугливая, – добавила Вета, прищурившись.

Я фыркнула.

– Это уже перебор.

Несколько минут мы шли в тишине, затем Вета нарушила молчание.

– Ты знаешь, я вообще-то не хотела тебя обидеть.

– Я не обиделась, – ответила я. – Но в таком случае, предпочитаю быть фениксом.

– Губа не дура. – Вета улыбнулась, и впервые ее улыбка была искренней и светлой. Даже глаза, кажется, потеплели. – Феникс? Ну, в этом есть что-то. Но мне больше нравится «птичка» – она легкая, изящная и всегда в движении.

– Пусть будет «птичка», – согласилась я.

Мы продолжили путь, разговор плавно перетек в другие темы. Вета рассказала, что жители деревни еще до эпидемии построили столовую своими силами, чтобы после тяжелого трудового дня в уютной обстановке насладиться вкусной едой и разливным пивом. Сейчас это было единственным местом, где ели все жители Логова.

– А не проще каждому человеку готовить себе самому?

– Когда Герман стал во главе поселения, он решил объединить всех жителей: давних и вновь прибывших. В конце концов, мы делаем одно дело – выживаем.

«Но кто-то вынужден ютиться в бытовке», – тоскливо подумала я, но вслух ничего не сказала.

После разговоров о еде пустой желудок жалобно заурчал, а за поворотом показалась неприметная деревенская хижина. Снаружи на завалинке, словно сытые коты, сидели трое мужиков: один неспешно курил, глубоко затягиваясь и выдыхая клубы дыма, другой сосредоточенно копался зубочисткой во рту, третий и вовсе спал, опираясь на стену. Недалеко от них кого-то терпеливо ждала немецкая овчарка. Когда мы проходили мимо них, мужчина с зубочисткой присвистнул и сказал:

– Эй, куколка, с кем это ты идешь?

– Заглохни, Кузьмич, – отрезала Вета.

– Ну что же ты, мышка. Сама отказываешь работягам в утехах, дай хоть с этой крошкой позабавиться.

Вета остановилась, я – следом. Послышался тихий голос второго мужика:

– Зря ты так, Кузь. Снова нарвешься на неприятности.

– Да что мне эта девка сделает? – мужик плюнул на землю и заржал.

Вета развернулась, спокойно подошла к говорившему и так же спокойно одним точным ударом расквасила ему нос. Тут же послышался крик боли, хлынула кровь. Мужчина скорчился, проклиная обидчицу, его друзья потрясенно открыли рты. Собака сидела со скучающим видом, безразличная к людским склокам. Вета не потеряла хладнокровие ни на секунду, а я тщательно старалась скрыть потрясение. Что еще можно ожидать от этой ледяной девушки? Следом за ней я зашла в столовую, похожую на деревенский бар с уютной каминной зоной, деревянными столами и стульями.

Ужин в заполненном до отказа помещении напоминал стихийное бедствие: мужчины и женщины, взрослые и дети – все сидели вперемешку, громко стучали ложками, разговаривали, смеялись. Несмотря на всеобщий гвалт, в помещении царила атмосфера общего веселья и дружелюбия.