– А у вас там что? Сокровища?

Этим вопросом он сорвал шквал смеха и одобрения всех членов «закрытого клуба СВ» и получил предложение присоединиться к компании. Только Федору Осиповичу было не смешно, он еще крепче прижал портфель к груди и под гнетом накопившегося стресса заплакал. Делал он это тихо, чуть-чуть всхлипывая, так что из-за общего веселья окружающие это заметили не сразу.

– Вы что это? – Карл просто не был готов к этому. Да, этот Федор – неприятный тип, да, он большая вредина, но так горько плакать могут только дети. Слезы взрослого мужчины Карл был не готов принимать, это был запрещенный прием. – Прекратите сейчас же, – умоляюще сказал он.

Люди в купе замерли, не зная, как себя вести. С одной стороны, все понимали, что ничего предосудительного они не сказали, но с другой – человек-то плачет. Что делать в таких ситуациях, никто не знал, не утешать же, в самом деле, пятидесятилетнего почти лысого детину.

Карл взглядом попросил Марину пересесть на его место, а сам уместился рядом с нытиком.

– Что с вами? Мы вас обидели, простите, я уверен, никто не хотел этого, – в знак согласия четыре головы, словно китайские болванчики, закивали синхронно. – Это были всего лишь шутки. А давайте выкурим трубку мира, – радостно сказал Карл, словно поймав гениальную мысль.

– Не, Карлуша, здесь курить не дам, – испугалась Галина, в принципе готовая на любые уступки для такого красивого и воспитанного мальчика.

– Я в переносном смысле – выпьем виски и помиримся, – пояснил Карл.

– Эта идея гениальна, едреный комбайнер, – обрадовался Борис, до этого как-то опечаленно сидевший в углу. Он, похоже, очень испугался, что именно его высказывание довело до слез человека, мужчину, взрослого мужчину, ужас.

На столе появились пластиковые стаканы, которые девчонки предусмотрительно принесли с собой.

– Я не буду, – продолжая всхлипывать, сказал Федя.

– Надо, Федя, надо, – сказал Карл, и, направляя его руку, он заставил выпить плаксу «лекарство».

После первой рюмки в купе наступила тишина, никто не знал, о чем дальше разговаривать. И тут Федя, очень странно опьянев от одной рюмки, сказал:

– А вы мне нравитесь, Карлик, – он поставил кулак под свой подбородок и любовался Карлом, как мать любуется свои сыном-красавцем.

– Я рад, – уже более сдержанно сказал Карл, убедившись, что сосед успокоился, – но давайте вы не будете меня так называть?

– Почему? Это ведь уменьшительно-ласкательное производное от вашего имени, – спросил Федя.

– Зачем вам меня ласкать? Мне это совсем не нравится, – сопротивлялся пьяной любви Карл.

– Но мне хочется называть вас как-то по-особенному, ведь мы друзья, – немного надувшись, сказал Федя. – Странно, но у меня никогда не было друзей, ума не могу приложить, почему.

– Серьезно, действительно странно, может, вы часто плачете? – то ли шутя, то ли на полном серьезе спросил Карл.

– Вот честное слово, нет, – не уловив иронии, продолжил Федор. – Я в детстве всегда наблюдал за теми счастливчиками, у кого есть друзья, и завидовал им. Они называли друг друга какими-то именами, понятными только им, типа Винт или Болт, это был их код, их тайна. Когда один из таких друзей подходил к мальчишкам на улице и спрашивал: «Болта не видели?» – все сразу понимали, кого он имеет в виду. Потому что они вместе были сила, а силу все уважают. У нас с вами обязательно должна быть общая тайна.

Испугавшись, что Федор опять расплачется, Карл пошел на уступки.

– Хорошо, называйте меня Карлос, но так можно только вам и только в виде исключения.