Но в чем смысл послания? Грейс задумался.

Если бы Смолбоун хотел отыграться на Клио, он организовал бы нападение и не мелочился. Подумать о безопасности Клио, конечно, надо, но сейчас, решил Грейс, непосредственной угрозы ей лично нет. Надпись на машине – это скорее вызов, уничижительный жест. Эмис Смолбоун дает знать, что вышел из тюрьмы, и напоминает, что ничего не забыл. Типичное для подонка поведение – нарушить правила освобождения, поиграть на нервах у властей, посмотреть, что они готовы терпеть и что можно себе позволить.

Ладно, он еще пожалеет, пообещал Грейс.

Заведение Грешама Блейка скромно располагалось на углу Черч и Бонд-стрит, неподалеку от дома Клио. Грейс не раз проходил мимо него, с любопытством поглядывая на выставленные в витрине пестрые предметы мужского гардероба, но внутрь не заходил никогда – эти вещи не только были ему не по карману, но и предполагали совсем иной стиль жизни. Интерес к одежде проявился у него относительно недавно, с подачи Гленна Брэнсона, изводившего насмешками и призывавшего предпринять меры, чтобы выглядеть моложе и круче. Как и большинство детективов, он предпочитал носить строгие деловые костюмы, потому что, работая в полиции, никогда не знаешь, где окажешься или с кем встретишься в течение дня.

Без нескольких минут одиннадцать Грейс оставил машину на многоуровневой стоянке возле Черч-стрит – цены здесь каждый раз вызывали у него не лучшие чувства – и, подойдя к тротуару, увидел Гленна Брэнсона, стоявшего у витрины с телефоном у уха. Вид он имел такой, словно ему принадлежало все заведение. День выдался теплый и солнечный, и тротуары заполнили толпы гуляющих. Чуть выше по улице пролетела, завывая сиреной и пугая мигалкой, полицейская машина, но горожане настолько привыкли и к одному и к другому, что лишь несколько человек повернули голову.

– Какие новости? – первым делом спросил Грейс, когда сержант закончил разговор, а звук сирены стих вдалеке.

Брэнсон сунул телефон в карман.

– Пока ничего особенного. – Он взглянул на часы. – Вскрытие начнется в полдень. Ты пойдешь?

– Подумал, что оставлю тебе такое удовольствие. Если, конечно, не возражаешь. У меня, видишь ли, кишка тонка.

Брэнсон застонал:

– Да, вот уж где ужас.

Грейс усмехнулся, хотя настроение и не располагало к шуткам. Мысли постоянно соскакивали на новость об освобождении Эмиса Смолбоуна и неприятность с машиной Клио.

– Да, еще кое-что, шеф. У матери Беллы, похоже, случился приступ. Ее увезли в больницу, и я отпустил Беллу.

Грейс кивнул. Обычно он не допускал, чтобы личное как-то мешало расследованию, тем более в критически важные первые дни, но для Беллы Мой мать была всем. В свои тридцать с лишним Белла жила в одном доме с прикованной к кровати женщиной, не имея, насколько знал Грейс, никакой личной жизни.

– Жаль, – сказал он.

– Белла очень расстроилась.

Брэнсон вошел в ателье первым, Грейс последовал за ним. На полках лежали рубашки, в углу высились коробки с обувью, на витринах демонстрировались запонки для манжет. Туфли тонули в толстом ковре, в воздухе висел густой, терпкий аромат мужского одеколона. Брэнсон представился стоявшему за прилавком молодому человеку с фигурной стрижкой, перебрал свисавшие с полки галстуки и повернулся к Грейсу:

– Тебе бы, старичок, несколько таких не помешали. Твои галстуки – тряпки. И новый костюмчик здесь определенно можно подобрать. – Он показал на яркий голубой пиджак в мелкую белую полоску, в который был одет стоявший рядом манекен. – Вот этот точно придал бы тебе солидности. Выглядел бы настоящим шефом.