– Думаешь, если возьмешь выходной, это поможет спасти брак?

– Нет.

Грейс усмехнулся.

– Так что?

– Ты «Побег из курятника» видел?

Он покачал головой.

– Ну да, ты ведь живешь затворником.

– А что там, море секса?

– Ага.

Они надели маски, подняли капюшоны и застегнули защитные перчатки. Потом расписались в журнале и поднырнули под бело-голубую оградительную ленту. День выдался ясный и ветреный. Они стояли на вершине холма, а внизу расстилались во все стороны сельскохозяйственные угодья. К югу, на горизонте, за Даунсом, виднелась сияющая синяя полоска пролива.

Дальше детективы направились пешком к длинному одноэтажному строению с обшитыми дранкой стенами и вентиляционными отверстиями на крыше, рядом с которым возвышались две стальные силосные башни. Грейс толкнул дверь. Внутри их встретил яркий искусственный свет, стойкий запах запертых в ограниченном пространстве животных и шум от тысяч растревоженных птиц.

– Что, старик, съел яичницу на завтрак?

– Вообще-то овсянку.

– Да, в твоем возрасте холестерин может стать проблемой. Молоко пьешь, наверное, с низким содержанием жира?

– Клио посадила меня на сою.

– Ты у нее под каблуком.

– У нее и каблучки симпатичные.

– Так все и начинается. Милое личико, милые ручки-ножки, все такое чертовски милое. Ты любишь ее, любишь ее тело, и она тоже тебя любит, всего, с головы до пят. Но проходит десять лет, и ты стараешься, но не можешь вспомнить, что же так нравилось тебе когда-то. – Брэнсон похлопал его по плечу. – Но… эй, веселись, пока весело.

Рой Грейс остановился, и Брэнсон остановился рядом с ним.

– Друг, не будь циником. Ты слишком хорош для этого.

– Я всего лишь реалист.

Грейс покачал головой.

– Твоя жена исчезла на твой тридцатый день рождения, а ведь вы прожили с ней несколько лет, так? – спросил Брэнсон.

– Угу. Десять лет.

– И ты по-прежнему ее любишь?

– Как и в тот день, когда мы встретились. Нет, больше.

– Может, ты исключение.

Грейс взглянул на него.

– Надеюсь, что нет.

– Да, я тоже на это надеюсь. – Брэнсон посмотрел на друга, и лицо его исказила гримаса боли. – Плохо. Я все время думаю об Эри и детях, и от этого только хуже.

Грейс прошел взглядом по курятнику. Пол здесь был решетчатый, и одну стальную секцию, ближе к концу, уже подняли. Там же стояли эксперт-криминалист Дэвид Грин; трое парней из специальной поисковой бригады, включая плотного, непривычно серьезного фотографа Джеймса Гартрела; детектив-сержант Саймон Бейтс; дежурный инспектор Рой Эппс и коронер Филип Ки.

– Давай станцуем рок-н-ролл. – Грейс шагнул на решетку.

– Что-то мне танцевать не больно хочется, – проворчал Гленн Брэнсон.

– Если так, то у тебя с мертвецом есть кое-что общее.

Танцевать мертвец даже и не пытался. Отчасти потому, что погрузился на несколько футов в птичьи экскременты, отчасти потому, что у него отсутствовали ноги, а еще и потому, что рук и головы у него тоже не было. В таких условиях достичь координации весьма затруднительно. Над телом кружили, жужжа, мясные мухи, запах аммиака бил в нос.

Гленн, с трудом сдерживая позыв к рвоте, отвернулся. Грейс присмотрелся. Человек, совершивший это, очевидно, плохо разбирался в анатомии и уж точно не отличался аккуратностью. Обезглавленное, без рук и ног, покрытое экскрементами и копошащимися мухами и червяками тело мало походило на человеческое. Кожа, выглядевшая местами так, словно ее обожгли кислотой, потемнела и приобрела коричневый оттенок – казалось, там, внизу, лежит спасенный из огня витринный манекен. Воздух пропитался тяжелой, омерзительно сладковатой вонью от разлагающейся плоти, слишком хорошо знакомой Грейсу. Запах этот особенный, он остается на ваших волосах, на одежде, впитывается в поры кожи, и вы приносите его домой. Можете сколько угодно смывать его, оттирать, соскабливать – утром вы ощутите его снова.